припечатал его этим прозвищем. Если б я мог сменить состав моей унылой, прокисшей крови! Должно быть, не зря я бездетен в браке — пусть кончится род мой вместе со мной.
Меж тем, внезапно произошло одно драматическое событие — по сути, впрочем, вполне ординарное. Строгая, неприступная женщина, хирургическая сестра Бугорина ушла к овдовевшему хирургу, с которым давно работала в связке.
Наша городская сенсация болезненно отозвалась в столице — Олег не скрывал негодования. Понятно, что решение матери не было спонтанным поступком — экстремальная работа сближает, она прикрывала давнюю близость. Бугорин и прежде был гость нечастый, теперь он перестал приезжать и на двухдневную побывку, сознался, что опустевший дом его ввергает чуть не в депрессию. На отставного военкома свалилось двойное испытание: мало того что ушла жена, фактически он потерял и сына. Осталось запить. Что он и сделал.
Развал семьи в городе Ц. предшествовал развалу державы. Сначала было трясение почвы, потом с высоты сорвался камешек, один, другой, затем — остальное, тут-то и начался сход лавины.
Было непросто уследить за преображением пейзажа. На наших глазах менялись люди, менялись нравы и отношения, менялся образ среды обитания. Даже очереди — как знаки времени — мало напоминали прежние, они обрели виртуальный характер. Стояли в них несхожие люди, при этом — за несхожим товаром. Одни — за прошлым, другие — за будущим, третьи — за выигрышным билетом. После безумного марафона столетие изготовилось к финишу.
Конфликт цивилизаций не признан, ибо он плохо согласуется с правилами хорошего тона. Помню, что Каплина он занимал задолго до самoй этой формулы, — Иван Мартынович не был склонен стеснять свою мысль политкорректностью. Но еще больше его тревожило то, что и в едином сообществе сталкиваются порою полярные, даже враждебные цивилизации. При худшем стечении обстоятельств на дне может скрыться вся Атлантида. Когда я услышал об этой возможности, я испытал унизительный страх. Естественно, что теперь он ожил.
— Но ведь история вариативна, — внушал я себе, — в конце концов, могут же выпасть другие кубики. Однажды и нам должно повезти!
Спустя три года тихо угас покинутый военком Бугорин. Ему, бедняге, пришлось несладко, он даже пытался вернуть жену. В первое время еще заглядывали сочувствовавшие ему горожанки, но ни одна не задержалась. Слово «цирроз» устрашало всех. Одно утешение: мучился мало.
Бугорин приехал его хоронить. Мы встретились дружески, обнялись. Вечером я пришел на поминки. Публика собралась разношерстная, мне не знакомая, я узнал одну только женщину в черном платье, в черной широкополой шляпе. Сухая, прямая, как монумент, со сжатыми белыми губами. Это была вдова и мать. Олег озабоченно расхаживал, с кем-то здоровался, с кем-то прощался, к матери он не подходил.
Он пригласил меня в узкую спаленку — тесную запроходную комнату. В ней было нелегко повернуться, на кровать были свалены чьи-то пальто, шали, головные уборы, не поместившиеся в прихожей. От этого комната казалась еще тесней, чем была в действительности. Бугорин освободил мне стул — на нем стояла черная пепельница, плотно набитая окурками. Сам он присел на край кровати, но почти сразу же резко встал, точно пружина его подбросила.
Потом он махнул рукой и промолвил:
— Нет его. К этому надо привыкнуть. Русский нелепый человек… Если взглянуть со стороны — не больно мы друг на друга похожи, и тем не менее я его плоть. Острое, особое чувство — ты себя ощущаешь частицей. Частицей отца, частицей семьи во всех поколениях и коленах. Тебе оно знакомо?
— Не думаю, — сказал я честно, — пожалуй, нет.
— В этом горе твое, — вздохнул Бугорин.
— Тебе не мешало бы прилечь, — сказал я.
— Я не устал и не пьян, — он словно отвел рукой сочувствие. — Я вообще пью редко и мало. Я не помру от цирроза печени. Ладно. Скажи мне, как ты настроен?
Я усмехнулся:
— Скучный сюжет. Какое это имеет значение? Мне бы хотелось узнать о тебе. Нашел на планете свое местечко?
Он поднял свой коричневый перст.
— Я уж давно нашел свое место, — слово «местечко» его резануло. — Почему ты меня об этом спрашиваешь?
— Все-таки все теперь по-другому. Другая жизнь и берег дальний.
Он неприветливо осведомился:
— Что ты имеешь в виду?
Я сказал:
— Что Каплин был прав. Жена не приехала?
— Хворает, — коротко бросил Олег.
Это была закрытая тема. Шли слухи, что супруга Бугорина — из очень сановитой семьи и отличается властным нравом. Об этих слухах Олег догадывался и потому застегнулся наглухо. О том, почему я пришел без Лизы, он не спросил. Вполне очевидно — третий человек будет лишним.
— Так в чем же был прав покойный гуру?
— Признайся, в отличие от него мы были железно убеждены: у нашей истории нет вариантов. Могли мы подумать, что рухнет империя? Принцип литоты восторжествовал. Придется играть в другие кубики.
Он мрачно сказал:
— Что ж, поиграем. Однако на сей раз мы будем памятливы.
— Кто ж это «мы»? — я улыбнулся. — Сыны отечества и вестники Европы?