— Причина этого в том, что он хотел, чтобы, в конце концов, ты встал во главе армии. Армии орков.
Трэля захлестнула ярость:
— Ты лжёшь. Зачем Блэкмуру, чтобы я возглавлял его врагов?
— Но они не были бы врагами, — ответил Лангстон. — Ты бы повёл армию орков против Союза.
У Трэля отвисла челюсть. Он не верил своим ушам. Он знал, что Блэкмур — жестокий, коварный ублюдок, но это… Это было ужасающее, немыслимое предательство — предательство собственного народа! Конечно, это была ложь. Но Лангстон говорил убедительно, и, оправившись от первого потрясения, Трэль сообразил, что для Блэкмура такое положение дел могло стать очень выгодным.
— В обоих мирах ты был лучшим, — продолжал Лангстон. — Мощь, сила и кровожадность орка, объединённые с умом и стратегическим мышлением человека. Ты командовал бы орками, и они были бы непобедимы.
— А Эделас Блэкмур был бы не генерал-лейтенантом, а… кем? Королём? Монархом с неограниченной властью? Повелителем всего и всех?
Лангстон истово кивнул:
— Ты и представить себе не можешь, на что он стал похож с тех пор, как ты сбежал. Из-за этого всем приходится несладко.
— Несладко! — взревел Трэль. — Меня избивали и пинали ногами, меня с грязью смешивали! Я чуть не каждый день сталкивался лицом к лицу со смертью на арене. Я и мой народ сражаемся за то, чтобы просто выжить. Мы боремся за свободу. Вот это, Лангстон, вот это несладко. Не говори мне о страданиях и преградах, ибо тебе известно крайне мало и о том и о другом.
Лангстон промолчал, а Трэль задумался над тем, что только что узнал. Эта стратегия выглядела смелой и дерзкой, при всех своих недостатках Эделас Блэкмур был смелым и дерзким человеком. Трэль знал кое-что о позоре, запятнавшем честь рода Блэкмура. Эделас всегда стремился вернуть своему имени утраченное уважение, но, возможно, пятно это въелось слишком глубоко. Быть может, оно проникло до самых костей — а то и до сердца.
Но если Блэкмур хотел всего лишь добиться от Трэля безраздельной преданности, почему он так плохо обращался с ним? В памяти Трэля всплыли давно забытые картины: увлекательная партия игры в «Ястребов и зайцев» и смех Блэкмура; тарелка сладостей, присланная с кухни после особенно удачного боя; рука, одобрительно похлопывающая по огромному плечу, когда Трэль разрешил особенно хитрую стратегическую задачу.
Блэкмур всегда вызывал в Трэле противоречивые чувства: страх, обожание, ненависть, презрение. Но сейчас впервые Трэль осознал, что Блэкмур заслуживает жалости. Раньше Трэль не мог понять, почему иногда он бывал весёлым и общительным, беседовал живо и умно, а иногда вдруг становился жестоким и раздражительным, начинал говорить слишком громко и невнятно. Теперь он понял: это бутылка запустила в Блэкмура свои когти, крепко, как ястреб в зайца. Его воспитатель разрывался между двумя возможностями: принять своё позорное наследство или подняться над ним, стать блистательным стратегом и воином или трусливым озлобленным мучителем слабых. Вероятно, Блэкмур обращался с Трэлем так, потому что сам не знал иного обращения.
Ярость оставила Трэля. Теперь он чувствовал к Блэкмуру острую жалость, но это ничего не меняло. Ему надо было завершить задуманное. Блэкмур стоял у него, на пути, препятствие, которое необходимо устранить.
Он взглянул на Лангстона, который уловил перемену в чувствах орка и попытался улыбнуться, но улыбка вышла больше похожей на гримасу.
— Я сдержу слово, — обнадёжил его Трэль. — Ты свободен, и твои люди тоже. Вы уйдёте прямо сейчас. Без оружия, без пищи, без коней. За вами будут следить, но вы этого не заметите; стоит кому-нибудь из вас хотя бы заговорить о засаде или попытаться завязать драку, вы все погибнете. Это понятно?
Лангстон кивнул. Трэль мотнул головой, отпуская пленника. Его не пришлось просить дважды. Человек с трудом поднялся на ноги и побежал так быстро, как мог. Трэль наблюдал, как он растворяется в ночной тьме вместе с другими освобождёнными рыцарями. Почувствовав чей-то взгляд, орк поднял глаза и увидел, что на ветке дерева сидит сова и смотрит на него светящимися глазами. Ночная птица тихонько ухнула.
«Последуй за ним, пожалуйста, друг. И если они замыслят против нас что-нибудь дурное, сразу же извести меня».
С лёгким шелестом сова снялась с ветки и полетела вслед скрывшимся в ночи людям. Трэль тяжело вздохнул. Возбуждение, которое позволило ему выдержать эту длинную кровавую ночь, покидало его, он вспомнил о своей ране. Но с этим придётся подождать. Сейчас у него было более важное дело.
В оставшиеся ночные часы орки собирали и готовили к сожжению тела павших сородичей, и утром голубые небеса затмили клубы густого чёрного дыма. Трэль и Дрек'Тар попросили Дух Огня сделать свою работу побыстрее, а пепел отдали на милость Духа Воздуха, чтобы он развеял его, как сочтёт нужным.
Самый большой и пышный погребальный костёр сложили для самого благородного из них. Чтобы взвалить тяжёлое тело Оргрима Думхаммера на приготовленное ложе, понадобились усилия Трэля, Адского Вопля и ещё двоих орков. Исполненный почтения, Дрек'Тар умастил полуобнажённое тело Оргрима маслом, что-то бормоча под нос. Тонкие ароматы окутали тело героя. Дрек'Тар сделал Трэлю знак присоединиться к нему, и вдвоём они придали телу гордую и вызывающую позу. В мёртвые пальцы вложили рукоять сломанного меча. У ног павшего вождя сложили тела других храбрых воинов, нашедших смерть в битве, — свирепых и верных белых волков, которых настигло оружие людей. Одного уложили у ног Думхаммера, ещё двоих — с каждой стороны, на самое почётное место, поперёк груди, положили тело седого храбреца Остроуха. Дрек'Тар в последний раз потрепал по загривку своего старого друга, затем вместе с Трэлем отступил на шаг.
Трэль думал, что Дрек'Тар скажет что-нибудь, подобающее случаю, но вместо этого Адский Вопль подтолкнул локтем его самого. Несколько смутившись, Трэль обратился к притихшей толпе, собравшейся вокруг тела своего прежнего вождя.
— Долгое время я был оторван от своего народа, — начал Трэль, — и не знаю, какие слова следует говорить. Но я знаю одно: смерть Думхаммера была достойнейшей из смертей, какая только может постигнуть война. Он сражался, чтобы освободить своих сородичей из неволи. Конечно, он будет доволен нами, ведь ныне, когда он мёртв, мы чтим его не меньше, чем при жизни. — Он посмотрел на лицо мёртвого друга. — Оргрим Думхаммер, ты был лучшим другом моего отца. Я не знаю никого, кто сравнился бы с тобой в благородстве. Какие бы радости и блаженства ни ожидали тебя сейчас, поспеши же к ним!
После этих слов Трэль закрыл глаза и попросил Дух Огня взять тело героя. И в тот же миг вспыхнуло пламя, и никогда ещё Трэль не видел пламени более жаркого. Скоро огонь поглотит тело, и оболочки, вмещавшей пламенный дух, который в этом мире носил имя Оргрима Думхаммера, не станет.
Но то, за что он сражался и за что отдал жизнь, никогда не будет забыто.
Трэль откинул голову назад и разразился громким зычным рёвом. Один за другим к нему присоединились все орки. Их голоса слились в едином вопле боли и скорби. Даже духи предков, если они действительно существовали, наверняка остались довольны громоподобным плачем по Оргриму Думхаммеру.
Когда церемония закончилась, Трэль со вздохом уселся подле Дрек'Тара и Адского Вопля. Адский Вопль тоже был ранен, но, как и Трэль, решил потерпеть. Дрек’Тару запретили и близко подходить к полю битвы, и он помогал тем, что заботился о раненых. Если бы что-нибудь случилось с Трэлем, Дрек'Тар остался бы единственным шаманом, поэтому орки не могли рисковать его жизнью. И всё же он был ещё не настолько стар, чтобы молча подчиниться.
— Какой лагерь будет следующим, мой вождь? — почтительно спросил Адский Вопль. Трэль вздрогнул, услышав этот титул. Он ещё не привык к тому, что Думхаммера больше нет и что теперь ответственность за сотни орков лежала на его плечах.
— Больше никаких лагерей, — заявил он. — Сейчас наше войско уже достаточно велико.
Дрек'Тар нахмурился.
— Но они страдают, — возразил он.
— Верно, — согласился Трэль, — но я знаю, как освободить всех разом. Чтобы убить чудовище, нужно отсечь ему голову, а не только ноги и руки. Настало время обезглавить саму систему.
Его глаза блеснули при свете костра.
