Надька могла обойтись без мужа: деньги есть, дети есть. Но обойтись без любви она не могла. Тоска по Андрею подступала, как удушье. Надька научилась запивать тоску спиртным. Гадость не пила, только виски с черной этикеткой. Сохраняла здоровье.
Однажды в пьяном виде позвонила домой секретарше Лене.
Лена доложила, что Андрей улетает в Америку.
— Когда? — Надька напряглась до звона.
— Через неделю. Рейс «Транс-аэро». Дима ездил за билетами…
За неделю Надька свернула горы, кому-то звонила, врала с три короба, кому-то платила, металась по Москве. Ей нравилось ставить трудную цель и добиваться любым путем: идти в обход, идти на таран, если надо. А в результате испытать торжество победы. Ощущение торжества было слаще, чем сама цель.
Но вот виза — в паспорте. Надька — в Шереметьево. Спросила в кассах: есть ли билет на «Транс- аэро» до Лос-Анджелеса? Оказалось: билетов навалом. Самолет летит полупустой.
Надька опасалась: если Андрей ее обнаружит — будет скандал. Либо без скандала. Он просто не полетит. Вернется домой. Скажет Светлане: «Она меня преследует, я ее боюсь».
Надо было пробраться в самолет до объявления посадки и там спрятаться.
Надька подошла к трапу, соединяющему аэропорт с самолетом. У входа стояла строгая стюардесса.
— Посадку объявят через полчаса, — предупредила стюардесса.
— Я беременна. Мне надо лечь, — попросила Надька.
Стюардесса оглядела стройную Надьку. Наткнулась на ее умоляющие глаза. Пожала плечом и пропустила. В конце концов, это не такое уж большое нарушение.
Надька галопом промчалась по рукаву. Две стюардессы обернули к ней свои личики в полной косметике.
— Девочки, спрячьте меня! — взмолилась Надька. — Сейчас в самолет войдет мой любимый. Если он меня увидит — выкинет в иллюминатор.
Стюардессы мгновенно все сообразили. «Любимый» и «выкинет в иллюминатор» — вполне возможный сюжет. Только любимые и выкидывают. А нелюбимые ведут себя прилично.
Стюардессам стало весело. Одна из них сунулась в кабину пилота, потом вышла и сказала:
— Вадик разрешил, но только до взлета. Я за вами зайду.
Надька подалась к кабине, но стюардесса остановила:
— Поднимите руки.
— Зачем? — удивилась Надька.
— Инструкция.
Стюардессы быстро и сноровисто обхлопали ее по всему телу. Проверяли на безопасность. Не шахидка ли? Но у шахидок другие лица, другие глаза. Они устремляются не к любовнику, а в вечность. К самому Аллаху, который за руку отведет их в рай.
Надька вошла в кабину. Присела сразу возле дверей на откидное сиденье.
Командир корабля и первый пилот сидели на своих местах, проверяли пульт управления. Переговаривались тихо и коротко на своем самолетном языке. Понимали друг друга с полуслова. Они были молоды, серьезны, сосредоточенны. В их руках — человеческие жизни, и свои в том числе. Широкоплечие, в красивой форме, они казались сверхлюдьми.
На Надьку они почти не обернулись. Вернее, обернулись, но не увидели. У них были дела поважнее.
Посадка закончилась. Трап отъехал. Самолет покатил на взлетную полосу. Мотор заревел, набирая ярость и захлебываясь от ярости. Помчал по взлетной полосе, оторвался от земли, и в мгновение земля оказалась далеко внизу. Стюардесса не зашла. Забыла скорее всего.
Навстречу Надьке полетели облака. Обзор был широкий — впереди и по бокам. Надька находилась в стеклянной полусфере. Казалось, что она, как шахидка, летит в вечность…
Как давно у нее не было таких красивых и сильных впечатлений. Последнее время Надька только и делает, что продирается сквозь чащу, как дикая свинья, копя в душе месть и злобу. А ведь есть облака, и бескрайняя синь, и сверхлюди, крепко держащие руль.
Самолет набрал высоту. Облака остались внизу, как вскипевший океан. Солнце светило без помех, торжествующе и нагло. Стюардесса заглянула и забрала Надьку. Надька вошла в салон первого класса.
Андрей сидел, смотрел в иллюминатор. Сквозь разорванные облака в глубокой сизой дымке виднелась земля. О! Как далеко падать, если самолет вдруг выйдет из строя. Как больно разбиваться. А может, и не больно. Сердце разорвется еще в пути, в свободном падении. Андрей вдруг поймал себя на мысли, что сейчас хорошее время для смерти. Ему не жаль было своей жизни. Что его ждет? Работа, работа, опять работа и деньги, деньги… А кому их оставить?… Родители уйдут раньше. Значит, племянникам Светланы. Значит, он крутится как белка в колесе для каких-то малознакомых племянников. А ведь у него есть сын.
Андрей почувствовал, что на него кто-то смотрит. Он поднял глаза. Перед ним стояла Надька и туманно улыбалась. Андрей испугался, что у него зрительные галлюцинации. Он целыми днями думал о Надьке, ненавидел ее, вел воспаленные диалоги, и неудивительно, что слегка тронулся, «упал с качалки». Этого еще не хватало.
— Я не привидение, — проговорила Надька. — Просто я соскучилась.
Она села рядом. Ее волосы пахли смородиновым листом.
Андрей делал свои дела, встречался с нужными людьми. Надьку с собой не брал. Почти все деловые партнеры бывали в Москве, знали Светлану.
Надька злилась. Она предполагала другое развитие событий. Надеялась, что дожмет Андрея до нужного решения. Ее козыри: любовь, квартира, ребенок. Что еще нужно для полной победы? Но Андрей стоял крепко, как дуб на поляне. Он качался и скрипел стволом, когда Надька вдруг исчезала. Но стоило ей появиться, Андрей успокаивался и был непоколебим.
Надька оставалась одна. Знакомилась с Америкой.
Лос-Анджелес, одноэтажный и незатейливый, простирался во все стороны: от океана до Голливуда. Когда-то американцы оттяпали этот город у Мексики, так что город был скорее мексиканский, деревня по большому счету.
Нью-Йорк — другое дело. Это Америка. Город для молодых и энергичных. Надька гуляла по Брайтон- Бич, читала русские вывески. Сидела в кафе, которое держали одесситы: картошка, жаренная на сливочном масле, с румяной коркой, — яд, по американским меркам. Сплошной канцероген.
Надька быстро сообразила: эмигрантам не надо хвалить Россию. Ни в коем случае. Если в России плохо, значит, они поступили правильно. Но если в России хорошо, то что они делают на Брайтон-Бич, под грохочущими поездами метро?… Получается как в песне: «Ты покинул берег свой родной, а к другому так и не пристал…»
Надька одиноко сидела в кафе, поглощала холестерин и канцероген. А в это же самое время хитрожопый Андрей пребывал у богатых американцев и вкушал дары моря: омары, креветки, лобстеры, мидии.
Вечером Надька спросила:
— Зачем ты меня сюда привез?
— Я тебя привез? — удивился Андрей. — Я тебя не звал. Ты сама увязалась.
Это была правда и неправда. Одновременно. Внутренне — он ее звал. Он был ей рад, иначе бы она не полетела.
Надька не выдержала и кинулась с кулаками. Андрей крепко держал ее за запястья, он был сильнее. Надька плакала от злости, а он смеялся и целовал ее в слезы. Ну что тут сделаешь?
В последний день пребывания, вечером, раздался долгий звонок. Надьке было запрещено подходить к телефону, но она сняла трубку.
— Да. Я слушаю…
В трубке молчали.
