Вошли в квартиру. К ногам, как горошины, выкатились дети: девочка и мальчик. Они были рады гостю.
— Это чьи? — спросил Иван.
— Мои. Чьи же еще?…
— А муж дома?
— Какой муж? У меня нет мужа.
Иван вздохнул с облегчением. Он боялся, что Надька позвала его в семью. А почему бы нет? Разве плохо дружить с губернатором огромного региона?…
В доме пахло яблочным пирогом. Тихая домашняя работница увлекла детей в детскую комнату. Оттуда доносился их чистый перезвон.
Стол был накрыт в столовой. Основное блюдо — картошка с грибами. Губернатор любил картошку с мясом. Мясо тоже было. Стояло отдельно.
— Спасибо за цветы, — сказала Надька. — У меня никогда не было таких красивых цветов.
Губернатор оглядел букет, стоящий в высокой вазе на полу. Он любил полевые цветы, васильки, ромашки. А эти белые гробовые каллы его пугали.
— Неправда, — не поверил Иван.
— Правда. Сегодня я не хочу врать. И не буду.
Надька сидела напротив. Была спокойна и грустна.
Губернатор разлил вино по фужерам. Вино было густым, терпким.
— Это с твоих виноградников? — спросила Надька.
— С французских. У нас в Сибири виноград не растет.
Они пили и смотрели друг на друга.
— Расскажи о себе, — попросил губернатор.
— Не интересно, — сказала Надька.
— Мне интересно.
Надька подумала и стала рассказывать — все-все-все… Европейский период, московский период и последний семилетний марафон, именуемый «Андрей». Ничего не пропустила и никого.
Период «Андрей» закончен, и теперь в ней пустота, чернота и невесомость. Как в космосе. И она не знает, как ей дальше жить.
— Если бы я не боялась смерти, я бы не жила, — созналась Надька.
Горел нижний свет. В полумраке Надька была такая молодая, почти девочка, и уже так смертельно уставшая.
— Просто у тебя не было мужика, — сказал губернатор.
— Как это не было? — не поняла Надька. — У меня их воз и маленькая тележка.
— Много — значит, ни одного. Нужен один.
Надька молчала. Постигала простую истину.
— Немец — больной. Русский — инфантильный, как ребенок. Все тянул в рот и ни за что не хотел отвечать. Это не мужики. Мужик — тот, кто отвечает за женщину.
Надька слушала.
— Ты была одна. Без поддержки. Выживала как могла. А это очень трудно. Уж я-то знаю… Тебя никто не любил.
— Может быть, я не стою любви? — бесстрашно спросила Надька.
— Ты не фальшивая, настоящая, — определил губернатор. — Ты бриллиант среди стекляшек. Ты яркая и неожиданная, как фейерверк в ночном небе…
«Фейерверк в ночном небе…» Это была новая точка зрения. Надька привыкла к тому, что все ее клянут и критикуют: так нельзя, так плохо… А оказывается, все можно и все хорошо. Она права одним фактом своего существования. Она — есть, и этого достаточно.
В Надькиной груди зажглась ответная теплота. Она смотрела на губернатора, и он показался ей красивым со своей чистой смуглой лысиной, чистыми и крепкими зубами. От него исходила мужская сила.
— Оставайся, — сказала Надька.
— А как же дети?
— Дети в своей комнате, мы — в своей.
— Я не могу…
— Не поняла.
— Я останусь только в том случае, если я на тебе женюсь. Тогда детям будет понятно — почему я здесь сплю.
— Ну так женись, — просто сказала Надька.
— А ты пойдешь?
— Пойду.
— А зачем это тебе? Ты молодая, а мне пятьдесят.
— Я всегда мечтала выйти замуж за Аристотеля Онассиса. Ты на него похож.
— Такой же маленький и лысый?
— Когда ты становишься на свой кошелек, ты самый высокий.
— Меняешь молодость на деньги?
— Нет. Меняю молодость на силу.
Иван Шубин поверил. Ему хотелось верить, и он поверил. Он никогда не чувствовал своего возраста, он только знал, что ему — пятьдесят. Но эта цифра не имела к нему никакого отношения.
— Останься, — попросила Надька.
— Нет. Я не могу на цыпочках, утром, как вор… Я мужик деревенский, простой. Мне гордость не позволяет.
— Странно…
Андрей уходил именно на цыпочках, именно как вор.
Надька забыла, что бывает по-другому.
Губернатор спустился на лифте. Консьерж посмотрел на него, в глазах стояло много чего. «Верный бериевец», — подумал Иван. Хотя для бериевца консьерж был молод. То поколение вымерло.
Губернатор вышел из подъезда.
Шофер тихо тронул машину.
— Я женюсь, — сказал Иван. Он доверял своему шоферу.
Шофер приподнял брови.
— Потому что если не сейчас, то когда? — спросил Иван.
Это был риторический вопрос, который не требовал ответа.
— А вы ее знаете? — поинтересовался шофер. Это был вопрос-предостережение.
— Я ее чувствую, — ответил Иван.
Чувство важнее знания.
Губернатор ушел. Надька позвонила Ксении.
— У меня новость, — сказала Надька.
— Ты беременна? — испугалась Ксения.
— Губернатор Шубин сделал мне предложение.
— Этого не может быть, — не поверила Ксения.
— Иван Савельевич сделал мне предложение, и я приняла.
Ксения долго молчала. Потом спросила:
— А что он в тебе нашел?
— Меня, — сказала Надька. — И себя.
Положила трубку и тут же набрала Нэлю.
— Я выхожу замуж, — сообщила Надька.
— Ты уже говорила.
