— Ничего, я успею на другую.
Алексей смотрит в потолок.
— Плюну на все и уеду на Северный приют.
— А что это за Северный приют? Тоже твой проект?
— Высоко в горах стоит домик с островерхой крышей. Утром выйдешь, воздух звенит от чистоты. Снеговые вершины искрятся на солнце, как сколотый сахар. Небо густо-синее, как на японских открытках. И кладбище альпинистов есть.
— Поехали…
— В этом домике останавливаются туристы, которые пешком идут на Северный перевал. Раньше, в древности, это была дорога к морю. Они идут маршрутом древних.
— А откуда ты все это знаешь?
— Я там инструктором работал в студенческие годы. Деньги зарабатывал, горы изучал.
— А горы изучают?
— Привет. Горы — это знаешь что? Аккумулятор влаги. Они на климат влияют и на людей.
— А почему ты там не остался?
— Из-за женщины. Женщину полюбил.
— А где она сейчас?
— Дома. Жена.
Нинка притихла.
— У меня есть мечта, — сказал Алексей. — Я хочу купить гору.
— Какую? — отозвалась Нинка.
— Казбек. Или Машук. Все равно.
— А зачем?
— Подняться выше облаков и смотреть.
— Ну, посмотрел, а дальше что?
— Ничего. Это остается в тебе навсегда. Ты потом по-другому живешь.
Нинка молчит.
— Ты думаешь, я сумасшедший? — спросил Алексей.
— Нет. Я чувствую в тебе эту высоту. Поэтому я тебя люблю.
Тянутся друг к другу.
— Ай! — вскрикивает Алеша. — Ты меня за волосы тянешь.
— Это волосы на кольцо намотались…
— Не трогай меня. У тебя вечно что-то случается: то в глаз пальцем ткнешь, то оцарапаешь.
Алексей встает и начинает одеваться.
— Ты уходишь? — упавшим голосом спрашивает Нинка.
— Не могу же я на Басманной торчать пять часов…
— Скажи, что попал в аварию.
— Дура.
— Ну хорошо, скажи своему Шефу, что ты был у любовницы. Он тебе поверит.
— Нина…
— Ну что «Нина». Забегаешь на сорок минут, как на бензоколонку. Лучше вообще не приходи. Или приходи на неделю.
— О чем ты говоришь? Какая неделя? Ты же знаешь: днем я на работе. Вечером дома.
— А ты возьми бюллетень. На работе скажешь, что заболел, а дома скажешь, что едешь в командировку.
Алеша раздумчиво:
— Да?
— Ну конечно! Тебя никто не хватится. Поживем спокойно. Как на Северном приюте.
Алеша стоит в нерешительности. На одной чаше весов — риск. На другой — счастье.
— У тебя ничего не болит? — спросила Нинка.
— Абсолютно. Я только все время мерзну и хочу есть.
— Это потому, что ты худой. Дефицит веса. Скажи, что у тебя радикулит. Это проверить невозможно. Скажешь: ни согнуться, ни разогнуться. Они тебе назначат уколы, форез. А ты не ходи. Проверять никто не будет. Кому мы нужны, кроме самих себя.
Чаша весов со счастьем стала медленно идти вниз.
— А ты не будешь занята эту неделю? — спросил Алеша.
— Я в простое. Наверное, в твоем строительстве, когда простаивает какой-нибудь кран, — это ЧП. Чрезвычайное происшествие. А тут простаивает целый человек. Пропадает даром моя красота. — Нинка задумчиво варит кофе. Наливает в чашку.
Алеша обнимает свою красивую Нинку. Она обливает его горячим кофе.
— Ой! — смущается Нинка. — Куртка…
— А, черт с ней…
Они стояли, обнявшись, как один ствол, переплетаясь руками-ветками.
В кабинете Киры Владимировны сидел рентгенолог Николай Алексеевич, за глаза Колька. Он был молод, носат и прогрессивен.
— Подумай сама: когда жили мамонты? — спросил Колька.
— В эпоху раннего плейстоцена, — ответила Кира Владимировна и включила в розетку электрический чайник.
— Правильно. А сейчас какой год?
— 1984-й после Рождества Христова.
— Правильно. А почему вымерли мамонты?
— Изменился климат. Изменилась флора. Им стало нечего есть. Очень просто.
— При чем тут твой инженер?
— Несоответствие индивида и окружающей среды. Ген обреченности.
— Это гипотеза, — возразил Колька.
— Ничего подобного. Недавно в Якутии в вечной мерзлоте нашли мамонтенка. Подробно обследовали и обнаружили этот ген: икс, игрек, зет, один к двум.
— Неужели ты думаешь, что от эпохи плейстоцена что-то сохранилось в наши дни?
— Папоротники, клопы и муравьи. Выжили те, кто приспособился.
— Интересно… — Колька почесал нос. — Муравьи работали, а клопы присосались.
Кира Владимировна выключила закипевший электрический чайник. Разлила чай по стаканам.
— А как ты собираешься его лечить? — спросил Колька.
— Приспособить индивид к окружающей среде.
— А если не приспособится? — спросил Колька.
— Значит, надо приспособить среду к индивиду. Пусть эмигрирует, пока не вымер.
— Он еврей?
— Нет, по-моему.
— Диссидент?
— Биологический диссидент.
В дверь постучали. Заглянул Алексей.
— Можно? — спросил он.
— Заходите, — отозвалась Кира Владимировна. — Хотите горячего чаю?
— Очень хочу, — признался Алексей. — Спасибо. У меня есть сушки. Я их все время грызу.
Алексей положил на стол пакет с сушками и сухарями.
Колька с интересом рассматривал Алексея.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Кира Владимировна.
— У меня радикулит, — соврал Алексей. — Ни согнуться, ни разогнуться.
— Вы с кем живете? — спросил Колька.
