— А эта корова на что?
— Это не корова, а девушка.
Лена набрасывает пальто. Уходит.
Появляется Наташа, в халате поверх купальника.
— Что ты получила по истории? — строго спросил Алексей.
— Ничего. Меня не спрашивали.
— А ну покажи дневник.
— Я его в школе забыла.
Алеша находит портфель. Достает оттуда дневник:
— Вот он.
Наташа опускает голову, нервно кусает губы. Рыдает. Входит Лена:
— Ну что, опять гражданская война?
— Заявляю официально: твоя дочь тупица и врунья!
Протягивает Лене дневник с двойкой.
— Что за манера унижать? — заступается Лена.
— Это не унижение, а объективная реальность. Чтобы выучить историю, не надо никаких специальных способностей. Надо только сесть и выучить. И больше ничего. А за вранье я не буду тебя бить. Я буду тебя убивать. Поняла?
Наташа рыдает во всю силу души и тела.
— Алексей… — пытается остановить Лена.
Коржиков всем корпусом оборачивается к жене, совершенно забыв о том, что ему ни согнуться, ни разогнуться.
— Вот к чему приводит твоя демократия! У них практика — ты освобождаешь ее от практики. Все должны таскать в библиотеке книги, а она не должна. Ей тяжело. Отдаешь ей свою дубленку, сама всю зиму ходишь в лыжной куртке. Все — пыль населения, а она звезда в тумане. Подожди, она начнет курить, а ты умиляться и говорить, что это патология одаренности.
— А ты держишь ее под плетью, как раба. Нарабатываешь в ней комплексы неполноценности.
Чувствуя поддержку одной из сторон, Наташа рыдает с упоением.
— Поди к себе в комнату, — распоряжается Лена. — Поди и подумай.
— «Поди и подумай», — передразнивает Алексей. — Английское воспитание. Англичанка. Взять бы сейчас ремень и высечь. Чтобы сесть не могла. Не хочет учиться из любви к знаниям, пусть учится из страха. Но учится! У нее же ни к чему нет никакого интереса. Никого не любит. Ничего не делает. И выражение лица, как у мизантропа.
— Алеша… — тихо, вкрадчиво окликает Лена.
— Ну что «Алеша»?
— Она же в тебя, — тихо, как по секрету, говорит Лена. — Что ты от нее хочешь?
— Я не хочу, чтобы она была в меня. Я себе не нравлюсь. Я себя терпеть не могу. Поразительно. Она взяла все худшее от тебя и все худшее от меня.
— А получилось замечательно.
— Вот и говори с тобой… Зачем тебя врачиха вызывала?
— Да ну ее! И кого набирают? Кого выпускают? Врач, называется…
— А в чем дело?
— Да ну… Идиотка законченная. Представляешь, сказала, что у тебя синдром мамонта и ты должен вымереть. Не умереть, а вымереть.
— А бюллетень дала?
Лена достает и протягивает Алеше синенький листок. Тот разглядывает.
— На две недели! Здорово! Значит, сегодня вечером я выезжаю на объект!
— На какой объект? Куда? — Лена вытаращивает и без того большие глаза.
— Не могу сказать. Это секретно. Военное строительство.
— Ты же штатский.
— Но я строитель.
— Ты же болен. У тебя бюллетень.
— Это не имеет значения: болен, здоров. Приказ есть приказ.
— А почему ты мне ничего раньше не сказал?
— А я раньше и сам не знал.
— Я дам тебе с собой копченую колбасу и консервы.
Лена лезет на антресоли. Достает чемодан.
На пол падает пыльный Дед Мороз.
Алексей лежал на Нинкином диване и смотрел в потолок.
— Хочешь есть? — спросила Нинка.
— Хочу.
— А тебя что, дома не покормили?
— Покормили. Но я опять хочу.
— А что ты ел?
— Борщ, жаркое и компот.
— Вегетарианский? — уточнила Нинка.
— Компот — вегетарианский. А борщ — мясной.
— Почему же ты голодный?
— А тебе что, жалко?
— Мне не жалко, но странно… Ты ешь один раз в день: с утра до вечера. И все равно худой. Куда это все девается? Как в дырявый мешок.
— Странно, — проговорил Алексей. — Почему она так сказала?
— Кто? — не поняла Нинка.
— Врач. Она сказала, что я должен вымереть, как мамонт.
— Пошутила, наверное… А может, кадрила. Ты ей понравился.
Нинка принесла из кухни глубокую тарелку спагетти, заправленных сыром и томатным соусом.
Алексей начал есть.
— Вкусно? — спросила Нинка. — Я так люблю смотреть, как ты ешь. У тебя уши ходят. Какой ты милый…
— А жену мою зачем вызывала? Когда кадрят, жен не вызывают…
— Давай родим ребеночка. Мальчика. Я назову его Алеша и никому не отдам. Ты приходишь и уходишь, а он будет со мной всегда.
— И бюллетень дала на две недели. И какую-то бумажку с направлением. Чего она мне бюллетень на пятнадцать дней выписала?
— Перестань анализировать. Как сказала моя подруга Мара: «Судьба — она не глупее нас». Судьба хочет, чтобы мы с тобой две недели были вместе.
Алеша встал. Ходит из угла в угол.
Нинка включила телевизор.
— Орлова… — узнала Нинка. — Посмотри, какая современная красота. Ее тип и сейчас моден. Талантливые люди старыми не становятся. Это мое единственное утешение. Если я буду добрая и не озлоблюсь на жизнь, то с возрастом буду хорошеть.
— Нина, я сейчас вернусь. Я сбегаю в поликлинику. На пятнадцать минут. Пять минут туда, пять минут там и пять обратно.
— Иди. Я хотела сама тебе предложить. Ты же больше ни о чем думать не можешь.
— Ты не будешь скучать?
— Буду. Но это ничего. Я привыкла.
Алексей уходит.
Нинка вслед: