12 Жизнеописаний

пересудами дело не подвигалось, и почти что все работы каменщиков и каменотесов остановились; стали роптать против Лоренцо, говоря: «Получать жалование – мастер, но распоряжаться работами – не тут то было. А что если не будет Филиппо? А что Филиппо долго проболеет? Что он тогда будет делать? Чем же виноват Филиппо, что он болен?»

Попечители, видя, что они опозорены этими обстоятельствами, решили посетить Филиппо; явившись к нему, они сначала высказали ему сочувствие в недуге, а потом сообщили ему, в каком беспорядке обретается постройка, и в какую беду повергла их его болезнь. На это Филиппо ответил им словами, исполненными страсти, как от притворной болезни, так и от его любви к своему делу: «Как? А где же Лоренцо? Почему он ничего не делает? Поистине удивляюсь я вам!» Тогда попечители ответили ему: «Он ничего не хочет делать без тебя». Филиппо им возразил: «А я делал бы и без него. Этот остроумнейший и двусмысленный ответ их удовлетворил, и, оставив его, они поняли, что он был болен тем, что хотел работать один. Поэтому они послали к нему его друзей, чтобы они стащили его с постели, так как они намеревались отстранить Лоренцо от работы. Однако, придя на постройку и видя всю силу покровительства, которым пользовался Лоренцо, а так же, что Лоренцо получал свое содержание, не прилагая никаких усилий, он нашел иной способ его опозорить и вконец ославить его, как малосведущего в этом ремесле, и обратился к попечителям, в присутствии Лоренцо, со следующим рассуждением: «Господа попечители, если бы мы могли столь же располагать временем, отведенным нам для жизни, сколь мы уверены в том, что мы умрем, то не подлежит никакому сомнению, что мы видели бы завершение многих только начатых дел, в то время как они в действительности остаются незаконченными. Случай моего заболевания, через которое я прошел, мог лишить меня жизни и остановить постройку; посему, если когда- нибудь заболею я или, упаси его господи, Лоренцо, дабы один или другой мог продолжать свою часть работы, я полагал, что подобно тому, как вашей милости было угодно разделить нам наше содержание, точно так же следовало бы разделить и работу с тем, чтобы каждый из нас, подстрекаемый желанием показать свои знания, мог с уверенностью приобрести почет и оказаться полезным этому государству. Между тем трудными являются как раз два дела, за которые надо взяться в настоящее время: одно – это помосты, которые, дабы каменщики могли производить кладку, нужны внутри и снаружи постройки и на которых необходимо разместить людей, камни и известку, а также поместить краны для подъема тяжестей и другие подобные инструменты; другое – венец, который должен быть положен на уже построенные двенадцать локтей, который скрепил бы все восемь долей купола и завязал бы всю постройку так, чтобы вся тяжесть, давящая сверху, сжалась бы и стеснилась настолько, чтобы не было излишней нагрузки или распора, а все здание равномерно покоилось бы на самом себе. Итак, пускай Лоренцо возьмет одну из этих задач, ту, которая ему кажется более легкой, я же берусь без затруднений исполнить другую так, чтобы больше уже не терять времени». Услыхав это, Лоренцо ради своей чести вынужден был не отказываться от одной из этих двух работ и, хотя и неохотно, но решился взяться за венец, как за более легкое дело, рассчитывая на советы каменщиков и вспоминая, что в своде св. Джованни во Флоренции был каменный венец, который он мог заимствовать отчасти, если не целиком. Итак, один взялся за помосты, другой – за венец, и оба закончили работу. Помосты Филиппо были сделаны с таким талантом и умением, что о нем составили себе мнение поистине обратное тому, которое до того у многих о нем было, ибо мастера работали на них с такой уверенностью, втаскивали тяжести и спокойно ступали, как если бы стояли на твердой земле; модели этих помостов сохранились в попечительстве. Лоренцо же с величайшими затруднениями сделал венец на одной из восьми долей купола; когда он его кончил, попечители показали его Филиппо, который ничего им не сказал. Однако он вел беседу об этом с некоторыми из своих друзей, говоря, что нужно было сделать другие связи и положить их в обратном направлении, чем это сделали, что этот венец был недостаточен для того груза, который он нес, потому что он стягивает меньше, чем нужно, и что содержание, которое платили Лоренцо, было, вместе с заказанным ему венцом, брошенными деньгами.

Мнение Филиппо получило огласку, и ему поручи ли показать, как приняться за дело, чтобы построить такой венец. Тогда, так как у него уже были сделаны рисунки и модели, он тотчас же их показал; когда же попечители и другие мастера их увидели, они поняли, в какую они впали ошибку, покровительствуя Лоренцо, и, желая загладить эту ошибку и показать, что они понимают хорошее, они сделали Филиппо пожизненным распорядителем и главой всей постройки и постановили, чтобы ничего в этом деле не предпринималось иначе как по его воле⁶⁵; а чтобы показать, что они признают его, они дали ему сто флоринов⁶⁶, записанных на его имя по распоряжению консулов и попечителей 13 августа 1423 года рукой нотариуса попечительства Лоренцо Паоло и подлежащих выплате через Герардо ди мессер Филиппо Корсини, и назначили ему пожизненное содержание из расчета по сто флоринов в год⁶⁷. И вот, приказав приступать к постройке, он вел ее с такой строгостью и с такой точностью, что не закладывалось ни одного камня без того, чтобы он не пожелал его видеть. С другой стороны, Лоренцо, оказавшись побежденным и как бы посрамленным, был настолько облагодетельствован и поддержан своими друзьями, что продолжал получать жалование, дока зав, что он не может быть уволен раньше, чем через три года. Филиппо для каждого малейшего случая во время приготовлял рисунки и модели приспособлении для кладки подъемных кранов. Тем не менее, многие злые люди, друзья Лоренцо, все-таки не переставали приводить его в отчаяние, непрерывно состязаясь с ним в изготовлении моделей, каковые были сделаны даже неким мастером Антонио да Верцелли и другими мастерами, покровительствуемыми и выдвигаемыми то одним, то другим из граждан, которые этим обнаружили свое непостоянство, малую осведомленность и недостаток понимания, имея в руках вещи совершенные, и выдвигая несовершенные и бесполезные⁶⁸. Уже были закончены венцы кругом по всем восьми долям купола, и воодушевленные каменщики работали не покладая рук. Однако, понукаемые Филиппо более чем обычно, они из-за нескольких выговоров, полученных ими во время кладки, а также из-за многого другого, что случалось ежедневно, стали им тяготиться. Движимые этим, а также и завистью, старшие сплотились вместе, договорились и объявили, что это работа тяжелая и опасная и что они не хотят возводить купола высокой платы (хотя она и была им увеличена более, чем то было принято), думая таким способом отомстить Филиппо и на этом выгадать. Не понравилось все это попечителям, а также и Филиппо, который, обдумав это, однажды в субботу вечером решил уволить их всех. Получив свой расчет, и не зная, чем это дело кончится, им было не по себе, в особенности, когда в ближайший же понедельник Филиппо принял на постройку десять ломбардцев; присутствуя на месте и говоря им: «делай здесь так, а там – так», он настолько обучил их в один день, что они работали в течение многих недель. С другой стороны, каменщики, видя, что они уволены и потеряли работу, а к тому же еще так посрамлены, и, не имея работ столь выгодных, послали посредников к Филиппо: они-де охотно бы вернулись, заискивали перед ним, как только могли. Он продержал их в течение многих дней в неизвестности, возьмет их или нет; а затем принял вновь, на оплате меньшей, чем они получали раньше. Так там, где они думали выгадать, они потеряли и, мстя Филиппо, причинили сами себе вред и позор.

Когда же толки уже прекратились и когда при виде той легкости, с какой возводилось это строение, пришлось как-никак признать гений Филиппо, люди беспристрастные уже полагали, что он обнаружил такую смелость, которую, быть может, еще никто из древних и современных зодчих не обнаруживал в своих творениях, а возникло это мнение потому, что он, наконец, показал свою модель. На ней каждый мог видеть ту величайшую рассудительность, с какой им были задуманы лестницы, внутренние и наружные источники света во избежание ушибов в темных местах и сколько различных железных перил на крутых подъемах были им построены и рассудительно распределены, не говоря о том, что он даже подумал о железных частях для внутренних помостов на случай, если бы там пришлось вести мозаичные или живописные работы; а также, распределив в менее опасных местах водостоки, где закрытые, а где открытые, и проведя систему дыр и разного рода отверстий для отвода ветра и для того, чтобы испарения и землетрясения не могли вредить, он показал насколько ему пошли на пользу его изыскания в течение стольких лет, проведенных им в Риме. Принимая к тому же во внимание все, что он сделал для подноса, кладки, стыка и связи камней, нельзя было не быть охваченным трепетом и ужасом при мысли, что единый дух вмещает в себе все то, чего достиг дух Филиппо, который рос непрерывно и настолько, что не было вещи, которую он, как бы она ни была трудна и сложна, не сделал бы легкой и простой; и это он показал в подъеме тяжестей при помощи противовесов и колес, приводимых в движение одним волом, в то время как иначе шесть пар их едва ли сдвинули бы с места.

Постройка уже выросла на такую вышину, что было величайшим затруднением, однажды поднявшись, затем снова вернуться на землю; и мастера много терял и времени, когда ходили есть и пить, и сильно