— Может, пожить денек-другой врозь — не такая уж плохая мысль, а?
Хендрикс посмотрел так, что Торн понял, что это как раз самая бредовая идея, которая только могла прийти ему в голову.
— Он забрал почти все свои вещи. А за остальным, сказал, придет завтра.
Последние несколько месяцев парочка жила у Хендрикса в Ислингтоне, но у Брендона была своя квартира.
— Поэтому ему есть куда вернуться, если мы разойдемся, — однажды пошутил Хендрикс.
До сего момента обсуждался лишь сам факт ссоры и дикость сложившейся ситуации. Хендрикс стоял на своем: они поссорились окончательно. Однако он, казалось, не очень-то стремился рассказать, из-за чего, собственно, ссора возникла.
Торн задал этот вопрос и тут же пожалел о сказанном, когда увидел, что его приятель отвернулся и солгал:
— Честно говоря, я даже и не помню, но могу тебя заверить: из-за сущего пустяка. Ссорятся всегда по глупейшим поводам, верно?
— Так и есть…
— Думаю, что ссора назревала уже несколько недель. Знаешь, эти стрессы на работе…
Хотя Торн догадывался, что приятель чего-то не договаривает, он знал, что насчет стресса Хендрикс прав. Он сам видел, как Хендрикса беспрестанно «выдергивали» на службу, а также знал, что и у его бойфренда работа совсем не была похожа на праздное шатание по парку. Брендон Максвелл работал в «Лондонской поддержке» — организации, которая оказывала поистине неоценимую помощь городским бездомным. Так случилось, что за время расследования в прошлом году жестоких убийств спящих бродяг Торн неплохо его узнал.
Торн посмотрел на часы:
— Когда мы заказывали пиццу?
— Мне никогда не встретить лучше, да? — Хендрикс встал и оперся о стену у двери в кухню. — Лучше, чем Брендон, я имею в виду.
— Брось, Фил…
— Да нет, конечно, не встречу. Не к чему себя обманывать. Я просто хочу быть реалистом.
— Ставлю десять фунтов, — отозвался Торн, — что через две недели ты сделаешь новый пирсинг. Спорим?
Это была одна из их шуточек: Хендрикс отмечал появление нового бойфренда пирсингом. Единственным в своем роде — вроде насечек на столбике кровати. Да, это была их традиционная шутка, пока не появился Брендон.
— Только подумать — я опять один!
— Ты не один.
— Опять идти на тусовки! Боже, как надоело!
— Уверяю тебя, такого не случится.
— Мы были так признательны друг другу, что спасли себя от депрессии, понимаешь? Что мы встретили друг друга. Черт!
Хендрикс методично постукивал каблуком своего байкерского ботинка по кирпичу стены. Торн увидел, что у приятеля в глазах опять стоят слезы. Внезапно Торну подумалось: сегодня он весь день только тем и занимался, что смотрел, как люди пытаются и не могут сдержать слезы.
Когда он услышал, что на кухне зазвонил телефон, то испытал огромное облегчение, тут же сменившееся острым чувством стыда. Он раздумывал над тем, брать или не брать трубку. Что подумает Хендрикс, если он встанет и пойдет говорить по телефону? И сколько еще гудков раздастся, прежде чем звонящий повесит трубку?
Когда Хендрикс кивнул в сторону кухни, Торн пожал плечами: «Ну что тут поделаешь?» — и поспешил в кухню.
Вероятно, когда он сказал «алло», его чувства отразились в голосе.
— Я не в самый удачный момент? — спросил Бригсток.
Ответ Торна прозвучал несколько расплывчато, но он постарался быть честным:
— И да, и нет.
— Просто хотел узнать, как тебя встретили в отделе расследования похищений.
Торн понес телефон в гостиную.
— Проще говоря, ты хочешь узнать, не облажался ли я в первый день?
— Э, о том, что не облажался, я уже знаю. Я разговаривал с начальством.
— И?..
— Думаю, звезды к тебе благоволят. Судя по всему, ты произвел впечатление на инспектора Портер. Интересно, чем?
Торн упал в кресло; тут же кошка, которую он потревожил, запрыгнула к нему на колени и впилась в них когтями. Торн взял Элвис за шкирку и отшвырнул на пол.
— Кажется, она ничего, — признался он. — И уж точно она знает, что делает.
Он не смог бы объяснить, почему ему так не хочется признаваться в том, что он на самом деле о ней думает, особенно принимая во внимание ее явно лестные отзывы о нем. А правда состояла в том, что Луиза Портер произвела на него неизгладимое впечатление. Во всех смыслах.
— Она тебя взволновала?
— Не то чтобы я был без ума от нее, — ответил Торн, — но и равнодушным она меня, конечно, не оставила.
В трубке было слышно, как где-то в комнате возится один из отпрысков Бригстока. Когда на том конце провода прикрыли рукой микрофон, звук стал глуше, и Торн мог расслышать, как Бригсток обещает сыну, что через минутку он к нему вернется.
— Извини…
— Я даже не уверен, что мы расследуем именно похищение, — продолжал Торн. — Ведь существует еще эта чертова баба, с которой он якобы уехал! Если же кто-то удерживает парня, непонятно, почему они не дают о себе знать. Это же нелепо.
— А что думает Портер?
— Она тоже считает, что ситуация странная. Видишь ли, мы обсуждали возможные мотивы. Почему люди вообще берут заложников? Всегда есть конкретная причина: наркотики, деньги или какие-нибудь там политические заявления. Похитители всегда хотят чего-то конкретного.
— Думаешь, парень просто сбежал из дому?
— Кто его знает! Не исключено, что мы можем потратить кучу времени и сил впустую.
Раздался звонок в дверь. Не успел Торн встать, как Хендрикс прошагал через кухню, торопясь открыть. Торн полез было в карман своей кожаной куртки за бумажником, но Хендрикс отмахнулся.
— Что ж, я не ошибусь, если предположу, что ты не будешь в восторге, если твоя работа в данном подразделении затянется надолго?
— Наверное, это прозвучит странно, но какова бы ни была причина, парень все же пропал, и я не могу сказать, что… в восторге от этого. Да, существует вероятность, что вся наша работа будет проделана впустую. Но разве это не логично?
— Тебе больше по душе, когда есть труп, верно? — сказал Бригсток. — Ты жаждешь ловить убийц.
Торн вспомнил, что сказал ему утром в машине Холланд: «В твоих словах звучит надежда». Он удивился: «Неужели они оба в чем-то правы?» Вероятно, в нем уживается некая половинка, которую можно назвать не иначе как «дьявольской».
— Просто я считаю, нужно делать то, что умеешь, — объяснил он, сознавая, что его голос звучит мрачно и обиженно.
Бригсток фыркнул:
— Здесь я должен сказать что-нибудь глубокомысленное и многозначительное — о том, как некоторые больше пекутся о мертвых, чем о живых. Но я не уверен, что в этом случае не сваляю дурака.