«счетными машинами», определявшими политические судьбы народов, и их советниками в области стратегии применения авиации.
Несмотря на то что в годы войны критика со стороны их противников не была достаточно сильна, чтобы дать какой-либо материальный результат, и даже протесты не высказывались достаточно громко и настойчиво для того, чтобы остановить воздушный террор, все же они заслуживают того, чтобы напомнить их в назидание послевоенным поколениям.
В апреле 1937 г. небольшой баскский городок Герника на севере Испании, расположенный далеко от линии фронта, был беспощадно стерт с лица земли немецкими летчиками легиона «Кондор», воевавшими на стороне Франко. Во всем демократическом мире немедленно поднялась волна возмущения против этого первого акта жестокого террора с неба. Это событие даже вдохновило Пикассо написать свою знаменитую картину «Герника» для второй международной выставки в Париже. В великом полотне чувствуется великий гнев, кажется, будто в каждом взмахе кисти художника сквозит негодование от этого проявления небывалой жестокости. Безмерная боль и возмущение этим событием, представляющим собой как бы беглый взгляд в будущее нашей цивилизации, помогло художнику создать свой великолепный шедевр, который до сих пор глубоко волнует увидевших его. Среди многочисленных попыток других художников и писателей создать произведение такого же масштаба вряд ли хотя бы одному удалось приблизиться к той правдивой силе, с которой Пикассо изображает ужасную картину. Воспользовавшись методом художественного упрощения, он представляет взгляд на разрушающую жизнь жестокость современной войны как бы сверху, обозначая ее как абсолютную идею разрушения ради разрушения.
Наверное, наиболее близко к нему подошел Герман Кестен в своем простом рассказе «Дети Герники», где он устами детей пытается выразить невыразимое. Постепенно дети все больше оказываются втянутыми в центр событий, в самый ад бомбежек. Так же неторопливо автор рассказывает о мечтах и желаниях детей. Все это выглядит так, будто взрослые уже не жалуются на свою собственную судьбу, а просят всего лишь проявить сочувствие к страданиям детей.
Мадрид был первым городом, испытавшим воздушную бомбежку в современном смысле слова. За четыре недели в октябре – ноябре 1937 г. было убито около тысячи человек и ранено примерно 3 тысячи. Некоторые кварталы города были серьезно разрушены.
Это преступление против морали и традиций западного мира также вызывает двойственное впечатление. Ужасает не столько сам факт совершения воздушного налета на город, что само по себе ужасно со всех точек зрения, но и непростое осознание того, что наступила новая эра тотальной, ничем не ограниченной воздушной войны, эра тотального ужаса.
Новости о том варварском событии, произошедшем в Испании, были запрещены в Германии. Вряд ли хоть одна живая душа знала об этом, хотя весь западный мир отреагировал на это сразу же с ужасом и возмущением. Имя Герники стало символом. Пока еще не было с чем сравнивать это событие, но впереди можно было ясно ощутить нарастающую лавину грядущих событий.
Тот безмолвный крик возмущения, выраженный Пикассо, можно было с полным основанием назвать и «Ковентри», «Гамбург», «Дрезден» или «Хиросима», поскольку все эти города также олицетворяют собой воздушный террор в самом худшем его проявлении. Понятно, что под железной пятой авторитарного режима никто из немцев не смог бы в голос высказать моральное осуждение подобной авиационной войны, но это не значит, что никто не испытывал подобных чувств.
Воздушный террор вызывал в людях скорее чувство страха, чем одобрения, и там, где общественное мнение, пусть оно и было ограничено в своем выражении жесткими рамками войны, все еще существовало как таковое, оно всегда давало это почувствовать.
Во время войны в Англии поднимали голоса те, кто призывал быть более умеренными, но такие протесты исходили из небольших групп, не пользовавшихся влиянием, поэтому они не имели достаточно силы, чтобы добиться какого-то результата.
Акция, предпринятая папой Пием XII в надежде остановить массовые убийства и вернуться к принципам обеспечения защиты от ударов беззащитного гражданского населения, нашла поддержку в Англии в лице Комитета по ограничению бомбежек, который все время войны был подобно колючке в боку британского правительства, так как постоянно обращался к палате общин британского парламента с призывом ограничить цели бомбежек только чисто военными объектами. Об этом написано в воззвании комитета «Прекратите бомбить гражданское население!». Но к сожалению, этот высокий с точки зрения морали поступок не дал никаких практических результатов. Призыв папы остался монологом. Уши руководителей воюющих стран были закрыты.
Во время войны Международный Красный Крест несколько раз обращался с предложениями вести стратегическую бомбовую войну более гуманными средствами, с установлением нейтральных территорий и специальных зон неприкосновенности там, где располагаются городские госпитали и больницы. Безжалостная и бесчеловечная директива, принятая в Касабланке, которая обеспечила «зеленый свет» сторонникам «бомбистов», была критически встречена в Англии. Оппозиция ей была достаточно сильна, чтобы привести к дебатам в палате общин, которые как минимум создавали препятствия британскому правительству в этом вопросе.
Британский военный кабинет даже начал чувствовать, что ему необходимо как-то оправдать свою политику бомбежек перед населением страны. Высокопоставленный гражданский служащий министерства авиации И. Спейт, прикомандированный к военному кабинету в качестве советника, опубликовал книгу под названием «Бомбардировки оправданны», которая до сих пор сохраняет свое значение. Конечно, она была написана во время войны и в связи с этим не избежала влияния царившей в то время жажды разрушения. Сейчас это произведение рассматривается как классический пример политического и морального оправдания неограниченной бомбовой войны. В книге делается все для того, чтобы Англия предстала в виде невинной жертвы, однако доводы не вполне убедительны. Из-за своей официальной должности Спейт считается выразителем воли «бомбистов» в британском военном министерстве. За рубежом его воспринимают как Макиавелли неограниченного применения бомбардировочной авиации.
Как и Макиавелли, Спейт, будучи в плену собственной доктрины, настаивает на том, что в современной воздушной войне единственным мерилом боевых действий с участием авиации является успех. Для него решение сеять смерть и разрушения в тысячелетних центрах городской культуры Запада является «прекрасным», «героическим» и даже «жертвенным». Он стремится прикрыть вызывающие отвращение массовые убийства, которые последовали за этим решением, фальшивой аурой величия и достоинства, которые здесь совсем не к месту.
Наверное, важно, что сторонники неограниченной бомбовой войны всегда остро нуждаются в оправдании, и иногда это приводит к курьезным результатам. О чем, кроме как об интеллектуальной стерильности, можно говорить в случае, когда некто настаивает на том, что пять лет тотальных бомбежек следует считать новым крестовым походом! Авторы мемуаров всегда склонны к месту и не к месту пользоваться определением крестового похода, однако в случае с неограниченными бомбовыми ударами эта шутка явно является неудачной. Идея использовать термин, который вызывает столько героических ассоциаций, скорее всего, имеет целью придать неограниченным бомбежкам более респектабельный вид, а также успокоить совесть тех, кто в них участвовал.
Когда, наконец, все лежит в руинах, тут же начинает проявляться новая тенденция: уничтожение и опустошение стратегической бомбовой войны начинают представлять как результат какой-то сверхъестественной ярости. Тот факт, что в самый ее разгар пострадавшей стороной оказалась только Германия, объясняется как результат Божьего суда. А бомбовый террор подается как некое воздаяние Господне. Когда первая атомная бомба была сброшена на Хиросиму, интеллектуальная путаница приобрела еще более гротескные формы.
В течение всего конфликта в Англии, разумеется, присутствовали и тенденции к ведению войны более гуманными средствами. По свидетельству лауреата Нобелевской премии профессора Блакетта и других писателей, английский народ постоянно обманывали в том, как дела обстояли на самом деле. Даже 11 марта 1943 г., когда неограниченная бомбовая война против городов Германии была в полном разгаре, британский министр авиации в ответ на вопрос в палате общин заверил собеседника: «Нет, сэр, бомбардировки осуществляются только по военным целям».
Конечно, тот факт, что на последнем этапе Битвы за Англию люфтваффе не ограничивали свои рейды ударами по аэродромам и другим военным объектам, может создать ложное чувство моральной
