Огненный шторм. Стратегические бомбардировки Германии. 1941-1945

оправданности ударов возмездия. На разных этапах бомбовой войны ее оценки в обществе некоторым образом менялись, однако по большей части общественное мнение выступало за нанесение бомбовых ударов. И все же англичане являются слишком политически просвещенной нацией. К тому же они достаточно честны, чтобы долгое время получать удовлетворение результатами неравной, а в конце войны почти односторонней битвы. Однако на некоторых представителях высшего духовенства, к сожалению выступивших в поддержку войны против женщин и детей, получившей историко-теологическое наименование бомбовой войны, и на тех представителях английских кругов, кто ее развязал, лежит великий грех. И вопрос о том, как безжалостная война далеко за линией фронта будет рассмотрена в самых высших инстанциях, как она обернется против ответственных за ее развязывание политических деятелей и военных стратегов этой страны, наверное, так навсегда и останется открытым.

Одной из первых жертв колебаний и путаницы, образовавшихся в умах англичан, сознание которых болезненно реагирует на факт и результаты этого нового вида боевых действий и мечется в поисках достойного выхода, был сам командующий бомбардировочной авиацией Англии. В течение четырех лет он олицетворял собой дух безжалостной агрессии, являясь «рекордсменом-долгожителем по сроку нахождения на посту руководителя одного из важнейших оперативных командований». Однако человек, которого называли «Нельсоном авиации», вдруг обнаружил, что теперь превратился в вопросах бомбовой войны в мальчика для битья. Его личность внезапно стала предметом настолько жарких дебатов, что сразу же по окончании войны он попросил об отставке и намеренно отсутствовал на официальном праздновании победы. Его имя красноречиво отсутствует в почетном списке, где красуются его высокопоставленные коллеги из Королевских ВВС, получившие титул лордов. Только спустя годы после коронации королевы, когда Черчилль снова занял пост премьер-министра, Харрису наконец был пожалован титул баронета. Вскоре он покинул Европу, однако его имя останется в памяти европейцев как олицетворение самых жестоких событий, через которые им довелось пройти.

Можно только догадываться о тайных причинах столь странного пренебрежения, но оно дает достаточно пищи для размышлений. Как стало известно автору, в то время, как имена «немногих» пилотов истребителей, отдавших свою жизнь, защищая страну от атак люфтваффе (только в Битве за Англию (август 1940 – май 1941 г.) англичане потеряли 915 истребителей и свыше 500 летчиков. – Ред.), вписаны в почетную летопись Великобритании, имена тех, кто сражался за страну в составе командования бомбардировочной авиации, там отсутствуют. «О нем не было надписи в Вестминстерском аббатстве, чего удостоились погибшие Даудинга (Хью Даудинг командовал силами воздушной обороны Англии. – Пер.). И никто не знает почему» {Макмиллан. С. 129).

В наше время солдат становится второстепенной фигурой после техника и инженера. Однако все обвинения в отсутствие гуманизма по-прежнему возлагают на него, в то время как те, кто отдал ему соответствующие приказы, остаются в тени. Они могут позволить себе поиграть в философов и во всем мире воспринимаются как настоящие гуманисты. Но в январе 1943 г., после того как директивой, принятой в Касабланке, была официально объявлена война против гражданского населения Германии, командующему бомбардировочной авиацией дали понять, что моральная ответственность за стратегическое бомбовое наступление больше не лежит на его плечах.

Понимая, что исторические параллели следует проводить с большой осторожностью, те, кто знаком с историей, вряд ли способны пройти мимо очевидной аналогии. Вплоть до наших дней военачальник Тилли (Тилли Иоганн Церклас (1559 – 1632) – полководец Тридцатилетней войны, главнокомандующий Католической лиги. – Ред.), разрушивший Магдебург в 1631 г., остается в памяти людей как чудовище, в то время как его господину Фердинанду II удалось избежать этой участи. И не «король-солнце» Людовик XIV и его военный министр де Лувуа являются всеми ненавидимыми изгоями за то, что веселый Палатинат (Пфальц) был предан огню и мечу, а простой солдат де Мелак (полководец Людовика XIV. – Ред.), которому в 1689 г. пришлось выполнить аналог директивы Касабланки: «Brulez le Palatinate!» («Сжечь Пфальц!»)

По-настоящему серьезное обсуждение проблемы неограниченной авиационной войны началось лишь после окончания войны и отмены военной цензуры, когда наконец стали известны истинные масштабы разрушений. Сразу же начались жаркие споры между сторонниками воздушного террора и их оппонентами. Эта дискуссия продолжается до сих пор в несколько измененном виде (после того, как с появлением ядерного оружия изменилась общая концепция применения стратегической авиации).

За последние 15 лет (то есть 1945 – 1960 гг. – Ред.) вследствие того, что при сложившихся обстоятельствах нам необходимо проявлять сдержанность, в Германии редко отмечались случаи проявления открытой критики, поскольку при обсуждении предмета постоянно прослеживается тенденция связывать страшные события прошлого с эмоциональными понятиями вины и искупления, преступления и наказания. Но обвинения Германии как якобы инициатора политики бомбового террора, основанные на таких понятиях, не могут быть объективными. Кульминацией логики наших оппонентов является утверждение, что, если бы люфтваффе не совершили рейда против Ковентри, наши города до сих пор стояли бы на месте.

Но, оспаривая это утверждение, мы не отрицаем общей вины нашей страны в событиях тех ужасных лет, взволнованная оценка которых дается в стихотворении Ханса Кароссы «Западная элегия», написанном под впечатлением первого массированного удара по Мюнхену в сентябре 1942 г.

В США требование проведения безжалостных бомбежек с целью сломить моральный дух немецкого народа не встретило никаких критических замечаний, как и любое другое мероприятие в рамках политики Рузвельта. В своей книге «История дипломатии американского народа» А. Бейли приводит данные опроса общественного мнения, проведенного после публикации директивы, принятой в Касабланке. Как показали его результаты, 81 из каждых 100 опрошенных заявили, что одобряют массированные бомбовые удары по мирному населению «с целью подорвать моральный дух немецкого народа и сокрушить его волю к дальнейшему сопротивлению».

После войны первым, кто подал свой голос против аморальной политики Америки в области применения бомбардировочной авиации, был легендарный Линдберг, герой первого одиночного полета через Атлантику из США во Францию (1927 г., пролетел 5800 км за 33 ч. 30 мин. – Ред.) и культовая фигура в США. Он только что вернулся из поездки в Германию, «страну развалин». Но уже позднее, когда Германию вновь начали в массовом порядке посещать первые группы туристов, простые люди с другой стороны Атлантического океана, стоя перед обширными районами разрушений, качали головой и приговаривали: «Неужели это действительно было нужно для того, чтобы победить Гитлера?»

Протесты, которые теперь слышатся со всего мира от людей, сердца которых были тронуты жуткой картиной, наталкиваются на контраргументы тех, кто готовил и одобрял планы бомбежек, кто не готов, подобно Харрису и его сторонникам, стать мальчиками для битья и нести ответственность за годы апокалипсиса. Сейчас ходят сентиментальные легенды о том, что пилоты, сбросившие атомные бомбы, впоследствии испытывали сильные угрызения совести. Возможно, один или два из них, но уж точно не весь состав экипажей. Фердинанд Гигон вспоминает о разговоре с двумя пилотами, участвовавшими в сбросе атомных бомб.

Подполковник Ферби, ныне офицер сил НАТО, на вопрос, почему он не сбросил бомбу в кратер Фудзиямы, вместо того чтобы бомбить Хиросиму, ответил: «Я получил четкий и ясный приказ, и я его выполнил. И когда позже я увидел разрушенный город, моей мыслью было лишь то, что я хорошо выполнил свою работу!» Подполковнику Бекхэму задали тот же вопрос относительно второй бомбы, сброшенной на Нагасаки. В ответ он заявил: «Что прошло, то прошло, и сейчас бесполезно продолжать обсуждать это. Я не вижу ни малейших оснований для сожаления о том, что сделал. Даже спустя много времени после выполнения задания я никогда не испытывал чувства вины. Последующие моральные терзания – это роскошь, которую могут позволить себе, наверное, лишь неудачники, но не солдаты на поле боя».

Из всех противников стратегических бомбежек лишь полковник Бардеш в своей книге «Нюрнберг, или Земля обетованная», рассказывая о взаимосвязи Нюрнбергского трибунала и стратегической бомбовой войны, ясно и недвусмысленно заявляет: «То, на чем основывался процесс, было установлено заранее: враг должен быть не прав. Вид бесконечных развалин вызвал у победителей панику, все они были испуганы. Но враг все равно должен быть всегда не прав, подумайте, что могло бы произойти, если бы это