Северный князь – жуткий собственник.
Это было понятно с того самого, первого, предвкущающе-голодного, снисходительно-властного взгляда, которым он окинул меня, прислонившись к фонарному столбу.
Знание закрепилось во время совместных ночевок в Срединном лесу – как бы ни старалась я из девичьей скромности отгородиться от Максимилиана рюкзаком или одеялом, но просыпались мы все время в обнимку. Причем нахальный и бесстыдный вампир не довольствовался простыми объятиями. Нет, ему непременно надо было подмять «жертву» под себя, жадно оплести руками и ногами, как лианами, и вдобавок еще и уткнуться в шею. Вот ведь чудо из семейства кошачьих… Для полного соответствия образу не хватало только удовлетворенного урчания.
В ответ на мое возмущение Ксиль распахивал пушистые ресницы: «Какие претензии, малыш? Я же ничего не делаю, просто лежу…»
Глаза у него в такие моменты становились
Я краснела, дергалась, смущалась и мечтала провалиться сквозь землю – до тех пор, пока не притерпелась к выходкам несносного князя. Привыкла… А потом и вовсе нашла в себе смелость признаться, что полюбила просыпаться именно так – будучи придавленной теплой тяжестью, в ореоле травяного запаха и чтобы размеренное тихое дыхание щекотало шею.
Словом, с собственническими инстинктами Ксиля я смирилась.
Ма-аленькая проблема сегодняшнего утра заключалась в том, что Дариэль тоже оказался собственником.
Мне снился дурацкий сон – будто бы я ехала в лифте, в котором горел костер. Пламя лизало грязный линолеум, чадило густым дымом, вплотную подбиралось к моим ногам, опаляло спину… Жар нарастал… Грудь словно сдавливало постепенно невидимым обручем. Когда терпеть стало уже невозможно, я попыталась выскочить на каком-то этаже, но меня зажало дверями.
А огонь в кабинке уже доставал до потолка. Лампы жалобно мигали, пластиковые плафоны пузырились от жара и каплями падали вниз.
Я рванулась – двери не поддались.
Накатила паника. Человек слабее машины, автомат не переупрямишь… Дым от костра становился все гуще, стелился по лицу, забивался в рот и на вкус почему-то отдавал медом. Что-то натужно скрипело. А потом мне в голову пришла мысль, что лифт вот-вот поедет вниз, и тогда меня просто-напросто расплющит об пол.
Это было так страшно, что я даже забыла, что это сон, и заорала.
И, естественно, очнулась.
В прохладных утренних сумерках, нос к носу с князем.
Меня правда сдавливало что-то… не двери, конечно. Что-то горячее. Надежное. Странно успокоительное…
Но сейчас это было неважно.
– Ты чего? – спросонья глаза у Ксиля казались даже синее и больше, чем обычно. Захотелось вдруг придвинуться вплотную, прислониться щекой к щеке, скользнуть губами к виску…
Князь завораживал одним своим видом.
Близко, на расстоянии поцелуя его кожа выглядела почти безупречной… Бездна, да без всякого «почти»! Белая, шелковистая, едва заметно мерцающая, будто бы ее припудрили серебристыми тенями. У Феникс были такие, кажется…
Пришлось зажмуриться и глубоко вздохнуть, чтобы пульс хоть немного унялся. Перед глазами все еще стояло видение жуткого пламени в лифте, и от этого все внутренние ощущения становились острыми, а пришедшие извне – словно затуманивались.
Пора просыпаться.
Я задумчиво выплюнула золотистую прядь волос, забившуюся мне в рот. Локоны, слабо отдающие медом и корицей, опутывали нас с Ксилем, как водоросли. Владелец этого богатства недовольно сопел у меня за спиной, и не думая ослаблять хватку – меня и правда сдавило, как дверями. И кожа у Дэйра горела, словно у него был жар.
– Ничего, – ответила я почему-то шепотом. – Кошмар приснился.
– Не надо было из моего сна сбегать, – хмыкнул Максимилиан и опустил голову.
Я последовала его примеру, но судя по ощущениям, вместо подушки мне досталось Дэйрово плечо. Постепенно мысли прояснялись. Видение облезлого лифта с заклинившими дверями уплывало куда-то в глубины подсознания, уступая место действительности.
Сны – отражение действительности… Да уж, у меня случай почти классический.
Правая рука, которую я просунула Ксилю под бок, не чувствовалась совершенно. Вес-то у князя не птичий… Пальцы левой были цепко переплетены с Дариэлевыми – бывший целитель одной рукой обнимал мою талию, а вторую вытянул на подушках так, что мне ничего не оставалось, кроме как устроиться у него на плече. Максимилиан уютно умостил свою лохматую макушку на сгибе локтя… Ох, и взвоет же Дэйр, когда проснется. Наверняка у него тоже вся рука онемела…
В каком порядке переплелись наши ноги, и думать было страшно. А для того, чтобы приподнять оба одеяла и посмотреть, нужно было освободить хотя бы одну руку.
А я ленилась.
От Ксиля веяло прохладой. А Дэйр за моей спиной был горячим, как печка, и крепко-крепко прижимал меня к себе.
– Вот и сон разгадали, – тихо хмыкнул князь, лениво щурясь. – Жуть, – добавил он чуть погодя. – Твое подсознание нас с эльфенком превратило в двери какие-то… Пора обижаться.
Я хихикнула и попыталась шевельнуть ногой. Так, судя по температуре – Ксиль вытянул свою конечность поверх наших. Ну точно, как кот, который на полном серьезе считает, что хозяева – это такие удобные подушки.
– Да уж… Хорошо, что хоть ты не в «охотничьем» режиме, – вздохнула я. Что-то мягкое щекотало спину. Ощущения подсказывали, что это один из вездесущих локонов Дариэля забился мне за шиворот. – А то мне бы приснилось, что я – средневековая ведьма, которую на костре жгут.
Ксиль расхохотался самым бессовестным образом. Кровать так затряслась, что Дариэль, устоявший перед моим воплем, недовольно заворочался и проснулся.
– Dess, – зевнул целитель. – Что здесь происходит? Уже утро? Ох, Нэй, прости… – он осознал наше интересное положение и попытался убрать руку с талии (я из непонятного чувства вредности не позволила) и дезертировать к стенке. Не вышло – мы и так лежали к ней вплотную. – Я во сне, машинально… – забормотал он.
Я ужасно пожалела о том, что не могу повернуться и разглядеть выражение его лица.
«Трогательно краснеет, – тут же наябедничал Максимилиан, продолжая довольно жмуриться и изображать ленивого и ни к чему непричастного кота. – А глазки такие сонные… Так бы и съел».
«Глазки?» – слабо удивилась я изменившимся пристрастиям Ксиля.
«Самого Дэйра, – поперхнулся смешком князь, и во взгляде у него появилось что-то странное. – Или покусал хотя бы… Не больно… Запустил бы клыки в эту беззащитную шею, вдохнул медовый запах, поймал бы языком соленые капли… – Максимилиан медленно облизнулся, а под одеялом вдруг стало жарче. – У эльфийской крови совсем другой вкус…»
Он подумал это так мечтательно, что я даже обиделась.
«Лучше, чем у меня?»
«Ну что ты, – серьезно успокоил меня князь. – Ты все равно самая вкусная».
Отчего-то это прозвучало, как «самая любимая», и бутербродом я себя не почувствовала.
Хотя, наверное, обижаться надо было именно на это высказывание, а не на предыдущее. Сравнивать возлюбленных с едой… Фи. Но, кажется, здесь подразумевалось нечто иное… Голода в голосе Ксиля не было – было странное тянущее предвкушение, предчувствие удовольствия. Неправильного, но притягательного.
Максимилиан усмехнулся.
