низко пригибаясь, направился к дому. Мы продолжали наблюдать за ним из-за деревьев.
Тишина стояла такая, что любой, даже самый незначительный шорох воспринимался как сильный шум. Я слышал, как ночной ветерок шуршал над моей головой листьями, и отчетливо различал журчание воды, хотя знал, что ближайший ручей протекал довольно далеко отсюда. Удары моего сердца казались мне чуть ли не звуками гонга. Лишь движения Холмса были совершенно бесшумными — он двигался по траве как тень. Силуэт его сутулой фигуры был почти невидим на фоне листвы и неясно вырисовывавшихся во тьме очертаний главного строения фермы Бедлоу. У невысокой ограды, отделявшей сад от двора, Холмс замер, и я разглядел, как он выпрямился во весь рост.
То ли это его движение, то ли какой-то неслышный для нас шорох — точно сказать не могу, — но что-то встревожило собаку. Внезапно звякнула массивная цепь, и этот звук отдался у меня в ушах ружейным залпом, а когда пес глухо зарычал, мне показалось, что раздался гром надвигавшейся бури. Помню, издав сдавленный стон, я решил, что все потеряно.
«Теперь, — подумал я, — в любой момент можно ждать, что распахнется дверь дома и из него выбегут Ван Брегель со своим сообщником, чтобы дать нам отпор. И если вслед за этим произойдет стычка, мы будем вынуждены обнаружить себя».
Ситуация чем-то снова напомнила мне Афганистан, где я, как помощник хирурга, слишком хорошо узнал о страшных последствиях такого рода столкновений. Однако вокруг стояла такая тишина, будто все доносившиеся раньше звуки вдруг пропали — даже шелест листвы в кронах деревьев и журчание далекого ручейка.
Холмс, распрямившийся во весь рост, казалось, застыл, его правая рука была поднята над головой. Не сводя с него глаз, я вскоре увидел, как он сделал этой рукой резкое движение вперед, из нее вылетел какой-то предмет, и, когда он упал на землю, раздался приглушенный стук. Цепь, на которой сидела собака, звякнула еще раз, но на этот раз гораздо тише. Огромный мастиф отошел на пару шагов от своей конуры, и в морозном ночном воздухе до нас донеслись звуки его довольного, слюнявого чавканья: пес сожрал заготовленную Холмсом приманку.
Стараясь сдерживать учащенное дыхание, мы еще в течение нескольких минут стояли, боясь шелохнуться, пока высокий силуэт Холмса на какое-то время не исчез из виду. Вскоре он уже был возле нас.
— Бросок получился удачный, — возбужденно прошептал Холмс. — Кусок мяса со снотворным упал прямо к морде собаки, и она тут же его проглотила. Ни один пес не может устоять против запаха аниса. Теперь, инспектор, вам понятно, для чего мне понадобилась леска? Все составное для приманки можно было купить в местных магазинчиках, за исключением, если можно так выразиться, средств доставки. — Он бросил взгляд на свои карманные часы. — Мы еще минут пять подождем, пока снотворное окажет на него действие в полной мере, и тогда двинемся дальше.
— Холмс, — тихо спросил я, — как вам удалось купить хлоргидрат без рецепта врача?
Он тихонько хмыкнул.
— Должен вам признаться, Ватсон, что некоторое время назад я на всякий случай позаимствовал у вас несколько рецептов. Подделать подпись совсем не трудно, поскольку ваш почерк настолько плохой, что достаточно черкнуть какую-нибудь закорючку[65]. Я ведь знаю, что использование вашего рецепта в благих целях не вызовет у вас возражений.
— Конечно, нет, Холмс, — ответил я; другого ответа в сложившихся обстоятельствах я, естественно, и не мог ему дать.
Пока мы разговаривали, свет в окне нижнего этажа стал ярче и зажегся в двух окнах второго этажа. Они замерцали в темноте, как два желтых глаза. Складывалось впечатление, что обитатели фермы Бедлоу собрались отходить ко сну.
Холмс поднялся на ноги. Пришло время действовать.
Прячась за деревьями, мы двинулись к дому по траве так тихо, как только могли, пригибаясь почти до земли, чтобы нас не заметили на фоне вечернего неба, если бы вдруг Ван Брегель или его сообщник выглянули в окно. Так мы перебрались через низкую ограду, отделявшую фруктовый сад от двора фермы.
Напротив дома стоял сарай, рядом с которым у будки растянулся мастиф, заснувший так глубоко, что ни один мускул его не дрогнул, когда мы прошли мимо в глубь двора.
Еще раньше было решено, что в соответствии с предложенным Холмсом планом мы окружим здание так, чтобы контролировать всю территорию, примыкавшую к дому. Теперь по взмаху руки инспектора Анвина все мы направились к тем позициям, которые каждому надлежало занять. Двое полицейских обошли вокруг здания, чтобы следить за задней дверью, а остальные неслышно как тени спрятались там, где было намечено устроить засаду. Мне предстояло спрятаться за большой бочкой с дождевой водой неподалеку от Холмса, который примостился за поленницей дров. Я вынул револьвер. Вскоре раздался сигнал к действию.
Инспектор Анвин из своего укрытия бросил во входную дверь дома камень, который с глухим стуком ударил в нее, и сразу же после этого раздался его властный голос, громко разнесшийся по всему двору:
— Ван Брегель! Вы слышите меня? Сдавайтесь. Мы — вооруженные полицейские, ваш дом окружен. Если вы и ваш сообщник выйдете во двор с поднятыми руками, вам не будет причинен вред. Даю вам слово офицера.
В ответ хлопнуло распахнувшееся на втором этаже окно, и из него высунулась голова мужчины. По отблескам света на линзах его очков я сделал вывод, что это был Ван Брегель.
— Сдаться вам? Никогда! — пронзительно крикнул он: в голосе его звучали безумие и вызов. — Сначала, мистер английский полицейский, вам придется меня схватить, но, клянусь Богом, вы сможете это сделать только после того, как я разделаюсь с вами, а заодно и с вашими людьми!
С этими словами он вынул ружье, приложил к плечу приклад, прицелился и несколько раз выстрелил в темноту.
Я видел вспышки выстрелов его ружья и слышал свист пули, пролетевшей над поленницей дров и пробившей стену сарая.
Мой указательный палец на курке револьвера заныл от напряжения. Подняв револьвер в вытянутой руке, я четко держал силуэт негодяя на мушке. Пока он стоял в освещенном окне, мне ничего не стоило его подстрелить. Меня так и подмывало нажать на курок. Но если служба в армии и научила меня чему-то, так это умению подавлять свои спонтанные порывы и подчиняться приказу старшего по званию офицера, которым в данный момент являлся инспектор Анвин. А он приказал не открывать огонь, пока не подаст знак.
Поэтому я сдержал свой порыв, сделав самое мудрое, как показало дальнейшее развитие событий, из того, что я мог предпринять в ситуации, вскоре разрешившейся без всякого нашего вмешательства.
В окне появилась еще одна широкоплечая фигура, и мы догадались, что это был сообщник Ван Брегеля, правивший фургоном и покупавший солому на ферме Амитиджа. Между мужчинами в доме вспыхнула ссора, о причине которой нам оставалось только догадываться по их яростной жестикуляции и долетавшим отдельным словам, свидетельствовавшим о том, что страсти мужчин накалились до предела.
Смуглокожий, по всей видимости, уговаривал Ван Брегеля отойти от окна, при этом одной рукой он тянул его в комнату, а другой пытался отнять ружье. До меня донеслись его возбужденные слова:
— Все это бесполезно! Надо сдаваться!
Из засады мы не могли определить, оказался раздавшийся выстрел случайностью или же был сделан умышленно. Мелькнула вспышка, раздался грохот выстрела, и широкоплечий детина с громким воплем отлетел в глубь комнаты.
Вскоре в окне снова появился Пайпер—Брегель. Готов поклясться, что он с ухмылкой бросил взгляд вниз, на нас, хотя позднее Холмс утверждал, будто мне это только померещилось, поскольку с такого расстояния было невозможно рассмотреть выражение его лица. Тем не менее не оставалось никакого сомнения в том, что он с вызовом взмахнул рукой и выбросил во двор пустую коробку из-под патронов. Затем скрылся в комнате, откуда вскоре донесся последний выстрел.
Какое-то время стояла абсолютная тишина, показавшаяся мне еще более гнетущей в сравнении с только что раздававшимися криками, шумом борьбы и грохотом выстрелов. Первым ее нарушил инспектор
