понимающе кивал, а прядь блестящих волос то и дело падала на лоб. — Прости меня, ладно? Не обращай внимания. Я ненавижу свой дом, и поэтому считаю, что все испытывают такое же чувство.
— Ты хочешь сказать, что ненавидишь Слэк-Палисэйдс? Тебе не нравится жить с отцом?
Кейт старалась скрыть свой неподдельный интерес. По опыту она знала, что безразличие располагает к большему доверию, чем выражение любопытства на лице.
— Да, я ненавижу его больше всех на свете!
Натаниэль Хардстоун ненавидит своего отца! В этом, как ей казалось, не было ничего удивительного. Даже работать с этим магнатом-тираном было тяжело! А уж жизнь с ним, видимо, похожа на кошмар! О том, чтобы иметь с этим человеком родственные связи, даже подумать страшно! Кейт понимала — ее удивило не то, о чем Натаниэль Хардстоун поведал ей, а то, что он был так откровенен.
— Мой отец — агрессивный придурок! — с чувством произнес Натаниэль и выжидающе посмотрел на нее.
Кейт дипломатично улыбнулась. Она еще не решила, стоит ли доверять этому парню.
Глядя ей прямо в глаза, он прищурился и понизил голос до интимного шепота.
— Это правда, что он пытается заставить тебя написать материал о стриптизе?
Лицо Кейт исказилось от гнева.
— Что?
— Ну, может быть, я неправильно понял! — Натаниэль широко улыбнулся и продолжал гипнотизировать ее взглядом. — Зови меня Нат, ладно? — промурлыкал он. — Как все мои друзья. А я надеюсь, — он многозначительно наклонился к ней, — мы можем стать друзьями.
Кейт почувствовала, как у нее заколотилось сердце. Два громких удара о барную стойку и крик Билли:
— Два сандвича с беконом!
— Я принесу, — вызвался Нат, поднимаясь на ноги. Он явно был больше шести футов ростом.
Вернувшись назад, он брезгливо взял один из сандвичей и с отвращением принялся рассматривать его — два огромных куска белого хлеба и между ними розовый жирный кусок мяса.
— И что же ты тогда здесь делаешь? — поинтересовалась Кейт, когда он сел рядом. — Если сам говоришь, что не хочешь работать в «Меркьюри».
— Меня выгнали из Оксфорда, вот и все дела. — И Натаниэль впился зубами в хлеб.
— Из Оксфорда? — Даже не притронувшись к своему сандвичу, Кейт положила его на тарелку. И хотя в животе у нее уже урчало от голода, она оставила этот призыв без внимания: риск, что у нее появится «борода Билли» — так в «Меркьюри» называли стекающий ручьем по подбородку жир от бекона, — был слишком велик. — Тебя выгнали… из Оксфорда?
— Именно так.
Кейт изумленно вытаращила глаза, стараясь понять, как можно было упустить такой шанс.
— Что произошло? — спросила она, снова переключая внимание на Ната.
Он поднял белесые брови и ухмыльнулся:
— Роковое стечение обстоятельств. Если говорить конкретнее, то кокаин и марихуана, обнаруженные старшим наставником в моей комнате.
— Наркотики?
Нат насмешливо хмыкнул:
— Понимаю, почему ты пошла в журналистику. У тебя мозги как стальной капкан… — Заметив, что лицо Кейт исказилось от гнева, он поднял руки вверх: — Прости, я пошутил. Так вот, — он снова улыбнулся, — старший наставник ужасно разозлился. Все было бы еще хуже, узнай он, что я трахаю его жену. — Нат самодовольно усмехнулся.
— Да, конечно! — Кейт старалась скрыть свой интерес и придать голосу нотки неодобрения.
— Поэтому я и здесь. Это наказание. Меня посадили в одиночную камеру в этом чертовом Слэк- Палисэйдс и заставили работать в «Мокери». Можно сказать, что этот придурок, мой отец, запер меня.
— Хорошо прожаренные глаза! — прокричал Билли, с грохотом выставляя на стойку еще несколько тарелок.
— Это шутка… не волнуйся, — улыбнулась Кейт, увидев по лицу Ната, что он в ужасе. — Билли так называет вареные яйца, обжаренные в масле.
— Очень смешно! — Нат тоже улыбнулся ей — очень интимно, прищурив глаза, — и Кейт почувствовала, что снова тает. Наклонившись вперед, Нат прикоснулся к ее руке. — Кейт, скажи мне, — мягко спросил он, — чем бы ты хотела заниматься, будь у тебя выбор?
— Ну… — Кейт колебалась. — Не могу сказать, что мне не нравится работать в «Меркыори».
Нат энергично закивал:
— Конечно, нет. Конечно.
— Но на каком-то этапе я бы не возражала против перехода в другую газету.
Нат смотрел на нее очень серьезно, и это только подталкивало к дальнейшим откровениям.
— Где-нибудь, например… в Лондоне?
Нат продолжал настойчиво кивать.
— Конечно, это ведь вполне очевидно, правда?
— И еще кое-что, — вздохнула Кейт — сочувствие собеседника разрушило ее сдержанность. — Мне хотелось бы писать о чем-нибудь… более интересном. Например, до прихода в газету твоего отца я собиралась ехать в Канны, чтобы освещать события кинофестиваля… — Она почувствовала, что давно похороненная мечта начинает возрождаться где-то в потайных уголках души.
Но Кейт даже не предполагала, какой эффект произведет на Ната это скромное признание. Он широко разинул рот и потрясенно произнес:
— Освещать кинофестиваль? Для убогой «Мокери»? То есть, я хотел сказать, для «Меркьюри»?
— Честно говоря, газета нужна только для того, чтобы получить аккредитацию… — Кейт уже не могла остановиться и продолжала откровенничать: — Я мечтала поехать и своими глазами взглянуть на все. Попробовать немного засветиться. А если бы мне улыбнулась удача и какая-нибудь знаменитость дала бы мне интервью, можно было бы продать его в какую-нибудь лондонскую газету или еще куда-нибудь… — Она покраснела.
— Хорошая мысль. — Его голубые глаза снова излучали тепло, и Кейт задрожала, настолько это было приятно. — Ты знаешь, это потрясающее совпадение, — мягко добавил он.
— Какое совпадение?
— Кинофестиваль. Я должен быть там наследующей неделе на одном приеме. Он состоится на шикарной вилле на мысе Ферра, и там будет целая толпа режиссеров и агентов по подбору актеров.
— А актеры? — спросила Кейт, недоумевая, что такого необычного в агентах.
— Конечно, все звезды первой величины.
— Вот это да! — Кейт с завистью уставилась на Ната и вдруг вспомнила кое-что. — А отец тебя разве отпустит?
Нат сжал в губах — полных и красивых, как у какой-нибудь супермодели, — сигарету, закурил, потушил спичку, взмахнув длинной загорелой рукой, и глубоко затянулся. — Этот старый придурок не сможет мне ничего запретить. В особенности если речь идет о кино.
— А, понятно, ты хочешь стать актером. — Каждый раз, когда речь заходила об актерах, Кейт вспомнила Глэдис Аркрайт в роли Джульетты.
— Все в школе считали меня новым Хью Грантом. Пока этот чертов старший наставник не сунул нос куда не надо. А потом вмешался мой дорогой папаша!
— Какой кошмар! — Значит, Хардстоун чинил преграды не только ее карьере — со своим собственным сыном он поступал точно так же. — Это просто ужасно.
— Твоя поездка на юг Франции… — Он придвинулся очень близко к Кейт. — Кто должен был ее оплачивать? Не твой же отец, верно?
— Ты, наверное, шутишь… Э-э… то есть, конечно, не он…
— И кто же тогда выступал в роли спонсора? — Нат пристально смотрел на девушку.
— Я сама… — с гордостью заявила она. Отец, конечно, ограничивал ее независимость, но не до конца. — Из собственных сбережений.
