Он провел рукой по стеклянной стене, за которой бурлила водная жизнь, умело подсвеченная и декорированная. – Вот бы посмотреть.
– Небольшая кошачья акула имеется в кабинете управляющего, – сказала девушка, – а здесь вода пресная. Так какое у вас дело?
– А он в курсе, что вы его так зовете? – спросил Филипп. – Управляющий?
– Разумеется, – хладнокровно отреагировала девушка и посмотрела на него в упор. Долго-долго. Так долго, что коренастый охранник в камуфляже с «Клином» под мышкой начал подниматься со стула.
Филипп понял, что его сейчас могут просто-напросто выставить, и протянул девушке цветной глянцевый прямоугольник кредитной карточки.
– Счет открыт не то в Люксембурге, не то в Монако, не то вовсе в Лихтенштейне, но мне сказали, что ваш банк работает с такими.
– Работает, – в голосе девушки появились теплые нотки.
– Проверьте, пожалуйста, что там у меня накопилось.
Девушка прошла за прозрачную дверь. Охранник успокоился и вновь развалился на своем сиденье.
Филипп усмехнулся. Слева аквариум с рыбками и крабами, справа – с кассирами и контролерами. Вопрос для капустника: у кого холодней кровь?
Строгая девушка подошла к одной из полудюжины работниц и что-то сказала ей, передав тоненькими симпатичными пальчиками кредитку. Работница принялась стучать по клавиатуре компьютера, а строгая девушка занялась бумагами. Через секунду работница прекратила стучать и уставилась на экран. Затем на Филиппа. Затем снова на экран. Затем она издала какой-то возглас, отзвук которого донесся даже сквозь броневое стекло. Строгая девушка отвлеклась от бумаг, бросила на экран нарочито безразличный взгляд, и тут брови ее заметно приподнялись. Филипп, исподтишка поглядывающий на нее, тут же отвернулся и поискал глазами оранжево-красно-фиолетового Cardiosoma arratumа. Арратум, оказывается, поймал клешней чуть меньшего, чем он сам, сородича и пытался не то перевернуть его вверх тормашками, не то выковырять из панциря. Сородич яростно сопротивлялся.
– Счет открыт в Швейцарии, и сумма на нем весьма приличная, – сказала девушка, возвращая ему карточку. – Весьма. Двести пятьдесят тысяч евро.
– Серьезно?! – восхитился Филипп. – Не обманули макаронники. А я, признаться, им не поверил. Подумаешь, муфту изобрел. Вот, скажите, мадемуазель… – Он посмотрел на девушку. – Вы бы заплатили за обгонную муфту, хоть бы и самую распрекрасную, двести пятьдесят тысяч?
Девушка пожала плечиком. Отлично это у нее получилось, изящно и не жеманно ничуть.
– Я совершенно не разбираюсь в муфтах, – сказала она. – Особенно в обгонных. Но зато я совершенно точно знаю, что никто и никогда не отдаст таких денег просто за красивые глаза.
– Спасибо, – сказал Филипп. – Они что, в самом деле красивые?
– Да, – сказала девушка, – в самом деле. – И неожиданно добавила: – Скажите, вы действительно хотите посмотреть акулу?
Филипп кивнул.
– Пойдемте, – сказала девушка.
Филипп на ходу осматривал себя и понимал, что дело плохо. Наряд для посещения кабинета управляющего солидным банком был совсем неподходящим. Абсолютно. Ботинки – хоть и начищенные, но откровенно военного образца. Джинсы – довольно поношенные. Свободный свитер бабушкиной вязки порядком вытянулся, а кожаная куртка уже достигла возраста, близкого к пенсионному. «Ох, и попрет нас главный банкир, – подумал он. – Да взашей! И девчонке достанется».
Когда он увидел секретаря управляющего, то понял, что до банкира им добраться нипочем не удастся. Грозная, как генерал Пиночет в лучшие его годы, широкоплечая матрона при могучих очках и полуметровом шиньоне казалась земным воплощением цербера. Нет, ничего им тут не светило, кроме крупного облома. Он наклонился к девушке, еще раз поразившись, какая она крошечная да ладная, и прошептал:
– Послушайте, может не стоит? К морскому дьяволу ее, акулу! Нас же эта гвардейская тетя на лоскутки порвет, когда узнает, ради чего мы занятого человека тревожим. Да и сам управляющий… выгонит же, ей- богу, выгонит!
– Не выгонит, – уверенно сказала девушка. – Управляющий – я.
Звали ее Светлана, а фамилия ее была чудной: Фэйр. Сочетание имени и фамилии девушки всколыхнули в душе Филиппа какие-то смутные ассоциации, но он не мог понять, какие именно. Отчество у Светланы было подстать – Джорджевна. Папа ее, Джордж Фэйр, крупный английский буржуй, отличался большой любовью к женщинам, временами переходящей в сатириаз. Надо отдать ему должное – на возлюбленных своих он неизменно женился, а разводясь, обеспечивал неплохое содержание как бывшим супругам, так и нажитым в браке с ними детям. При всем при том он до сих пор почему-то не разорился.
Светлана поведала о шалостях предка-вертопраха без напряжения, подшучивая и посмеиваясь. Похоже, комплекс брошенного ребенка был ей чужд. Образование она получила в Великобритании, состоятельных и влиятельных родственников стараниями папочки у нее было пол-Европы (и пол-Америки в придачу), но она предпочла вернуться в Россию. Она понимала, конечно, что ее нынешний чин – просто синекура, что сама она только украшение, а реальное руководство банком совсем в других руках, но амбиций у нее и не было. Зато, говорила она, у меня нет проблемы с финансами, масса свободного времени и карт- бланш по части отделки и декорирования банковских помещений. Декор и дизайн – два ее сумасшедших хобби. Аквариумы – ее заслуга и гордость, как и униформа служащих. Как, разве Филипп не обратил внимания на костюмы служащих? Ах, он смотрел только на нее…
Филипп слушал, попивал замечательный душистый английский чай и любовался то девушкой, то кошачьей акулой. Впрочем, акула была мелковата. Но хищность повадки чувствовалась. В Светлане хищности не чувствовалось. Огонь – огонь да, был. Под пеплом. Fire under ashes. Филиппу было хорошо рядом с нею. Ей рядом с ним, кажется, тоже.
Он рассказал ей все. И о нежданной командировке в Италию, и о работе на «Марчегальи», и о злосчастной аварии. Собственно, рассказ его основывался лишь на «показаниях свидетелей». Сам он ни черта не помнил. Врезался головой в лобовое стекло автомобиля, когда автомобиль в свою очередь
