врезался в опору эстакады на скорости сто десять километров в час. Между прочим, никакие подушки безопасности на такой скорости не избавляют от травм, плохо совместимых с жизнью. Бригада спасателей с бензорезом и гидравлическими ножницами выцарапывала пассажиров из расплющенного «Фиата» полтора часа, закономерно ожидая найти внутри лишь изуродованные трупы. Он выжил, спасибо тренированному мышечному корсету. И никаких почти следов. Только крошечный шрам на ухе, шрам на лбу под волосами, да не совсем ровно сросшееся седьмое ребро справа. Пустяки. Водителя вообще в клеенчатый мешок по частям складывали, а переводчик, что на заднем сидении находился, до сих пор хромает. Кусок кузова, здоровенный и острый, будто боевой кинжал, пробил ему бедро, почти отхватив ногу. А у Филиппа отшибло напрочь память. Словно в скверной «мыльной опере».
Заговорив про память, он вдруг вспомнил, что на улице его до сих пор дожидаются господа иностранцы. Окоченели, наверное, бедняги. «Угораздило же меня про них забыть! – подумал он. – Чертова контузия. Нехорошо получилось. Я ж сюда на минуточку заскочил. И уходить совсем не хочется, – вздохнул он огорченно. – Девочка – просто прелесть».
Филипп попросил у Светланы прощения и со словами: «А как там мои итальянцы?» выглянул в окно. Итальянцы были ничего себе, в полном порядке. Тот, что по странной прихоти звал себя Игорем Игоревичем, переводчик, все так же стоял возле автомобиля, опираясь на свою потрясающую трость не то китового зуба, не то моржового хрена, и дымил сигарой, как мартеновская печь. Кажется, он даже не переменил позы. Плевать было ему, стальному человеку, на плохо зажившую ногу. Филипп представил, какого размера железяка торчала недавно из его ляжки, и поежился. Голова стального Игоря Игоревича, непокрытая совершенно, иссекалась снегом, февральский ветер трепал полы его роскошного пальто и концы шелкового кашне, а ему – хоть бы что. Водитель в поле зрения отсутствовал. Сидел, должно быть, в кабине.
Филипп мгновенно испытал страшные угрызения совести и принялся прощаться. Светлана заметно огорчилась. Она проводила его до самого выхода из банка. Возле дверей Филипп замялся. Он не знал, как предложить ей новую встречу. Будь она обычной девчонкой, никаких проблем, разумеется, не возникло бы. Но она же – о-го-го! Миллионщица, небось.
Он топтался и не решался ни попрощаться, ни попросить свидания. Светлана посмотрела на него и сказала:
– Да не вибрируйте вы так. Я согласна.
– Где? – спросил расцветший Филипп, не переставая, однако, вибрировать. – Господи, когда?
– Сегодня, в восемь. «Садко» знаете?
– Возле моста? Как же, знаю! Правда, я там ни разу не бывал… наверное, сюртук и бабочка обязательны?
– Пожалуй, – сказала девушка с сомнением.
– Будет! – воскликнул Филипп.
– Тогда – до вечера?
– До вечера!
Филипп покинул банк, ежесекундно озираясь, и с каждым поворотом головы убеждался, что Светлана ясным взором смотрит ему вслед – сквозь стеклянные двери.
– Все в порядке? – спросил Игорь Игоревич, гася сигару прямо пальцами.
«Такого не может быть, – подумал Филипп. – Тысяча градусов, не меньше. Ну, восемьсот. Нет, он не стальной, алмазный он. Богата уникумами планета Земля!»
– Да, в полном, – ответил Филипп и полез в машину, в очередной раз поражаясь, на какой чудовищной рухляди разъезжают по России представители богатой иностранной фирмы.
УАЗ, не менее чем тридцатилетний, представить только! Скареды, думал он про итальянцев. Сквалыги и скупцы. Вот я, кержак, сын кержака, внук кержака, правнук кержака и кулака, жмот наследственный и неисправимый, разве пожалел бы десять-двадцать тысяч на покупку приличного автомобиля для своих работников? Для несчастных работников, вынужденных переносить тяготы провинциальной российской жизни? Зимней. Для верных работников, умеющих стоять целый час под снегом без овчинного треуха и гасить сигары голыми пальцами. Нет, не пожалел бы! И денег ведь у них до черта, у фирмачей! Мне, какому-то совершенно постороннему типу, отстегнули, ничтоже сумняшеся, четверть миллиона! Не пожалели. А соотечественников третируют напропалую. Не понимаю!
Водитель, Паоло, здоровенный немой итальянец, втянув породистую римскую голову в плечи, невнятно урча, дул из термоса кофе. Кофе, очевидно, успел порядком остыть – Паоло сосал прямиком из колбы, и, кажется, не обжигался. Драный динамик автомобильной магнитолы похрипывал мяукающим бесполым голоском, сообщавшим, что карнавала не будет. Игорь Игоревич возился, пристраивая поудобнее плохо сгибающуюся ногу. В кабине было тесно, нога не помещалась. Игорь Игоревич был настойчив и не сдавался. Кое-как усевшись, он поставил трость с набалдашником в виде птичьей головки между ног и спросил:
– Фил, скажите правду, вам удобно?
– Удобно, – солгал Филипп, чувствуя сквозь ледяной дерматин, как впиваются в тело жесткие ребра сиденья.
Паоло допил кофе и включил передачу. УАЗ выкатил на дорогу, неловко подрезав новенькую иномарку. Негодующе заверещал клаксон. Паоло не отреагировал. Он был целиком поглощен процессом вождения. Давалось ему это трудом неимоверным. Холодным потом ему это давалось и скрежетом зубовным, поэтому обращать внимание на несущественные детали было ему не с руки. Филипп запоздало спохватился, что забыл обналичить в банке хотя бы пару тысяч на жизнь. «Попросить Игоря Игоревича вернуться?» – без воодушевления подумал он. УАЗ чудом миновал нерегулируемый перекресток, и Филипп понял: нет, ни за что!
Песня тем временем закончилась, и ди-джей сказал: «Как это ни печально, друзья мои, но карнавала, похоже, действительно не будет. Возможно, вы уже знаете, что сегодня погиб известный меценат Аскеров, ежегодно устраивавший в день Святого Валентина бесплатные балы для всех влюбленных на крупнейшей дискотеке нашего города “Папа Карло”. Он был взорван вместе с автомобилем неподалеку от здания, занимаемого частным охранным агентством “Булат”. Пострадал также охранник. В тяжелом состоянии охранник доставлен в седьмую городскую больницу. Органами дознания разыскивается водитель аскеровского лимузина, скрывшийся с места трагедии. Не исключено, что бомба была заложена именно им. Дело взял под личный контроль губернатор. Бывший сотрудник Аскерова, работавший у него секретарем- референтом и покинувший его всего около месяца назад, сказал в эксклюзивном интервью нашей радиостанции, что “шеф слишком уж уповал на свою депутатскую неприкосновенность и совершенно
