улюлюкнул от избытка чувств и закрыл тюбик с муссом для укладки волос колпачком. – Представляешь, у них дыхательные отверстия муссом заклеиваются, и – пишите письма! Страш-шная кончина, просто страш- шная! Не хотел бы я на их месте оказаться. А ты?
– Ответ однозначно отрицательный, – сказал Филипп, который тоже не алкал, чтобы его дыхательные отверстия заклеивала какая-нибудь пенная пакость. – Развел ты, братец, без меня свинарник. Инсектарий, да и только… Тараканы! Подумать только! Да у тебя, поди, и клопы с блохами отыщутся, если пошарить?
– Нету клопов, – сказал Димчик убежденно. – И блох тоже нету. А тараканы от соседей приходят, там новеньких каких-то поселили. Ужасных нерях.
– Сам-то каков? – пробурчал Филипп, пытаясь разобраться с шейным платком. Платок не давался. – Сколько раз ты без меня пол мыл? Что пол… посуду, а? Самоед ты, Димка! Дикарь!
– Каков лингам, таков и сам, – парировал Димчик заимствованной и немилосердно перевранной остротою. – Дикарь в жизни бы не допер тараканов муссом поливать. Он бы их ловил и пожирал с чавканьем. А я, между прочим, воспользовавшись всей мощью мыслительного аппарата младшего научного сотрудника, смекнул, чем с этакой напастью бороться. Притом без вреда для экологии. Ошибки, конечно, тоже были… Сначала я их какой-то химией травил, вроде дихлофоса, но они от нее только бодрее делаются, а я наоборот – болею. Вообще-то, мне Ксения про мусс подсказала, – добавил он потом честно. – Ну что ты мотаешь, удавиться решил? Дай-ка сюда, руки твои корявые! – Он быстро и красиво повязал платок. – Колись, толстый, сколько лавандоса за прикид отстегнул?
Филипп выразительно застонал. Димчик сочувственно потрепал его по плечу.
– Она красивая?
Филипп многозначительно закатил глаза.
– Ну и хват ты, Фил! – восхитился Димчик. – Не успел приехать, а уже девицу-красавицу закадрил, в ресторан ведешь. Или ты ее с собою привез? Оттуда, из Легиона? Небось, отбил в жарком сражении у черномазых шаманов-вудуистов?
– Из какого Легиона? – изумился Филипп.
– Из иностранного. Сам же говорил отъезжая, мол, драпаю за кордон, Димчик, потому как дело мое швах.
– Ха, – сказал Филипп, – а ведь я тебя обманул, братец!..
Удостоверившись, что Филипп больше не путается в шейном платке, Димчик с таинственным видом исчез. Судя по тому, что он предварительно тщательно выбрился, умастил головушку смертоносным для тараканов муссом и щедро облился позаимствованным у Филиппа «Богартом», его ждала милашка Ксения.
Коротая день до вечера, Филипп включил телевизор. По центральным каналам шли сериалы, а по большинству губернских – новости. Он выбрал новости, отдав предпочтение программе, где ведущая посмазливее. Растянулся на кровати и приготовился войти в курс местных последних известий.
Известия в основном вращались вокруг убийства депутата. Было показано место трагедии, обугленный лимузин, выбитые окна охранного предприятия “Булат”. Следователь с затемненным лицом и измененным голосом демонстрировал дрянные фотографии подозреваемых. По фотографиям их не опознала бы, верно, и родимая матушка. Разыскивались Петр Меньшиков, двадцати шести лет и метра пятидесяти шести росту, беглый водитель Аскерова, и Сергей Данилович Криводолов, шестидесяти одного года, тех же ста пятидесяти шести сантиметров, бывший сотрудник ФСБ. Удивительно, но Филиппу оба человека показались знакомыми. Где и когда могли ему встретиться на жизненном пути малорослые минеры-подрывники, он не помнил. Он уже собирался переключить канал, чтобы послушать что-нибудь музыкальное, когда на экране мелькнула бородатое лицо дядьки Прохора Капралова. Филипп резко сел. Скрипнули кроватные пружины.
Дядька Прохор самозабвенно рассказывал ахающей и охающей корреспондентке, как в глухой уральской чащобе, неподалеку от известного нехорошей известностью Крутенького Ложк
Клешня размерами была не меньше совковой лопаты, двухколенная, хитиновая, с крючками и колючками. Совсем как настоящая. Корреспондентка, повизгивая, трогала ее пальчиком. Прохор качал головой и говорил, что считает причиной удивительной и зловещей мутации инфернальные аберрации, имманентные району поганого лога. Эндемические, к счастью. Корреспондентка дивилась Прохоровой эрудиции и предлагала показать усеченную конечность специалистам. Прохор, придерживаясь фамильной традиции волочиться за всякой юбкой, напропалую подбивал корреспондентке клинья, соглашаясь сдаться на поругание ученым… но – лишь в ее приятной компании. На этом месте оператор благоразумно прервал съемку. Губернские разумники, биологи да зоологи, у которых передача пробовала проконсультироваться по поводу сюжета, только посмеивались и предлагали обождать с розыгрышами до первого апреля.
А Филиппу стало не до смеха. «Гигантские сухопутные раки, ползающие вдали от водоемов и не боящиеся зимы, – думал он, – что за чертовщина! Дядька Прохор, известный пустобрех, мистифицировать может кого угодно и когда угодно… кроме представителей средств массовой информации. К газетам, телевидению и радио относится он, странный человек, чрезвычайно, не в меру даже, серьезно. И клешня!»
Филипп вытащил из сумки пистолет, достал обойму и принялся снаряжать бронебойными патронами, подарком таинственного дяди Сережи. Патроны пощелкивали, становясь на место.
Завтра же нужно ехать домой, с тревогой думал Филипп.
На мозаичном панно во всю стену удалой былинный купец с расписными гуслями наперевес – тот самый, чьим именем называлось заведение – увеселял подводную публику. Гусли у него были самогуды, да и сам он был парень хоть куда, поэтому пирушка получалась на славу. Золотые рыбки водили хороводы, помахивая кружевными платочками, лангусты в косоворотках отплясывали трепака, брюхастые осьминоги вздымали наполненные бокалы – числом не менее шести каждый. А подводный царь с нетрезвым лицом дырявил трезубой острогой утлые парусные суденышки, бессильно болтающиеся в кудрявых волнах Моря- Окияна.
