Василиса затянула шнурок на ботинке, последний раз поправила волосы и сказала:
– Надеюсь, вы вернетесь. Надеюсь, все. Послам все равно каюк, так что не рискуйте понапрасну. Нас интересуют только живые люди. Поэтому не вздумайте тащить трупы для предания их родной земле. Не будет живых, и ладно. Возвращайтесь налегке. Вознаграждение будет выплачено все равно.
– Языков брать? – спросил лениво Филипп, любуясь на ее точеный профиль.
– Языков не брать. Трофеев не брать. Сувениров не брать. Брать только выживших парламентеров. Вам ясно, рядовой?
– О, да, мой лейтенант, – сказал Филипп, нежно проводя рукой по ее руке. – Мне все ясно. Я без ума от вас, мой лейтенант. Вы, мой лейтенант, мастерица не только командовать. Вы знаете это?
– У меня обширный опыт, – отрезала она.
– Хочется думать, что я пополнил его хоть чуть-чуть, – благодушно сказал Филипп. – Я так старался…
Василиса смягчилась.
– Надеюсь, что старался. Ненавижу халтуру. До завтра!
– До завтра, – сказал Филипп ей вслед и неспешно двинулся к костру.
Он был доволен.
Генрик и Бородач жизнерадостно храпели, раскинувшись возле угасающих углей. Филипп насилу растолкал их. Залив костер древним, как мир, способом, они поплелись на базу, сонно хлопая глазами и выводя охрипшими голосами: «Шумел камыш, деревья гнулись, а ночка темная была».
Баян немелодично похрюкивал. Наверное, пострадал за грешки хозяина, напоровшись при совместном с ним падении на что-нибудь острое. Баян было жаль.
«Она пришла, его уж нету, его не будет никогда-а…» – печально летело над степью. Филиппу хотелось верить, что слова эти – не о нем. Ему безумно хотелось
Всегда.
ГЛАВА 7
Мой пал товарищ, кровь лилася,
Душа от мщения тряслася
И пуля смерти понеслася
Из моего ружья.
Странные выверты времени вконец меня запутали. Давно ли мы побывали здесь в прошлый раз? По- моему, около месяца назад. Как за месяц могло так резко все измениться? Растительность увяла, небо легло на верхушки деревьев, залепило недалекие горы грязными клочьями тяжелых осенних туч; воздух был холоден. Под ногами разъезжалось и хлюпало. Растения, обманувшие меня давеча своим изумительным сходством с лабазником, почернели и торчали вверх голыми склизкими прутьями. Одним словом, июль за месяц сменился октябрем.
Уже здорово вечерело. И ночь не заставила себя ждать.
Оступившись в очередной раз, я догадался наконец включить «совиные глаза» – систему ночного видения шлема. «Все стало вокруг голубым и зеленым…»
В наушниках попискивали сигналы радиовешек. Плечи оттягивал немалый груз. Карабин, заброшенный за спину, отсутствием в непосредственной готовности к применению создавал ощущение постыдной обнаженности. Я крайне серьезно наблюдал обстановку, как того требовала от меня тактика авангардного «номера один». «Номером два» был Бородач. Генрик шел замыкающим.
Скалы приближались. Через «ночную» оптику шлема они выглядели густо-зелеными. Чуть более яркие пятна показывали не остывшие до сих пор (днем, наверное, было солнце) участки выступающих камней, а почти черные – прохладные в любое время расщелины и впадины. Вход в искомую пещеру зиял чернотой Марракотовой бездны.
Мои полномочия, как впередсмотрящего, на этом заканчивались. Менее других нагруженный Бородач, имеющий, кроме того, некоторый опыт горного туризма, обязан был проверить безопасность доступа в «бутылочное горлышко».
– Иду, – донесся из наушников его шепот, и мимо меня прошмыгнула гибкая фигура.
Генрика я не видел – он прикрывал тыл. Пригнувшись, я юркнул за Бородачом.
Все было спокойно. Слишком спокойно. Мне нестерпимо захотелось чихнуть: аллергия на опасность, не проявившуюся пока, но более чем вероятную. Я сжал нос пальцами, но не удержался и фыркнул. Бородач обернулся, гневно сверкая глянцем забрала, и тут за его спиной вздыбился, щелкая клешнями, огромный онзан.
– Сзади!
Я бросился на выручку, нож уже был в руке, но я не успевал. Не успевал!.. Мне оставалось сделать еще несколько шагов, а клешни уже рушились на Бородача, неотвратимые, как божья кара.
Но не таков наш Бородач, чтобы безропотно встретить гибель. К тому же он был атеистом и не верил ни в Бога, ни в его кары. Неуловимым движением он ушел вниз, круговым ударом приклада, точно по волшебству оказавшегося в его руках, подрубил все четыре ноги противника. Онзан тяжело осел на хвост, медленно кренясь вбок.
Я был уже рядом.
С маху вогнал клинок в зазор между панцирем и бугорком макушки, повернул острием к центру и резко двинул по дуге, как бы вскрывая консервную банку. Онзан переливчато свистнул, хлестнул меня по забралу
