слышала звук разрывающейся ткани под нашими руками, и я была рада, что от моего наряда и так почти ничего не осталось. Было слишком поздно для этого. Я чувствовала, что мы поступаем жестоко, забыв про прекрасную белую кровать, но мы просто не были в состоянии ждать.
Эта секунда нашего медового месяца не была похожа на самую первую. Наше время на острове было олицетворением моей человеческой жизни. Самым лучшим из нее. Я была готова остаться человеком только чтобы сохранить эти ощущения ещё немного дольше. Потому что, как мне казалась, такие ощущения больше никогда не повторяться. Я должна была предположить, что после такого дня как этот, это должно оказаться ещё лучше. С помощью моего нового, более совершенного зрения теперь я могла по-настоящему оценить его — могла как следует рассмотреть каждую прекрасную линию его идеального лица, его длинного, безупречного тела, каждую его изгиб и рельеф. Я могла ощутить его безупречный яркий аромат на своем языке и почувствовать невероятную нежность его кожи под моими чувствительными кончиками пальцев.
Моя кожа была столь же чувствительна и под его руками. Он был полностью другим, непохожим, когда наши тела сплелись в единое на бледно-песочном полу. Без осторожности, без ограничений. Не было никаких опасений. Мы могли любить друг друга, делая это вместе с равной силой. Наконец-то равной.
Также как наши поцелуи до этого, каждое прикосновение теперь было большим, чем то, к чему я привыкла. Раньше он во многом себе сдерживал. Раньше это было необходимо, но я не могла поверить, как много мне пришлось потерять. Я все время пыталась не забывать, что теперь была сильнее его, но было так сложно сконцентрироваться на чем-то во время таких сильных ощущений, миллион разных мест на моем теле привлекали мое внимание каждую секунду; если я и делала ему больно, он не жаловался.
Очень, очень маленькая часть моего сознания обдумывала интересную загадку, которую преподнесла данная ситуация. Я никогда не устану, и он тоже. Нам не надо восстанавливать дыхание или отдыхать, или есть, или даже мыться; у нас больше не было земных человеческих потребностей. У него было самое красивое, безупречное тело в мире и все оно было предоставлено в мое распоряжение; но все равно я не ощущала, что когда-нибудь приду к какому-нибудь ответу. Сейчас мне было достаточно одного дня. Но я всегда буду хотеть еще. И наши дни никогда не подойдут к концу. Поэтому, как мы когда-нибудь остановимся в данной ситуации? Меня совершенно не беспокоило то, что у меня совсем не было ответа на этот вопрос. Я пыталась разобраться во всем этом, когда солнце показало свои первые лучи. Крошечный океан снаружи превратился из черного в серый, и жаворонок запел где-то совсем близко, может быть у него было гнездышко среди кустов роз.
— Ты скучаешь по этому? — спросила я Эдварда, когда жаворонок закончил свою песню.
Мы говорили не впервые, но кто-то один из нас никогда не мог правильно поддержать разговор.
— Скучаю по чему? — прошептал он.
— По всему этому — по теплу, нежной коже, вкусному аромату… ведь мне не пришлось ничего потерять и мне просто хочется знать стало ли это для тебя большой утратой.
Он тихо и ласково рассмеялся.
— Будет трудно найти кого-нибудь, кто бы был сейчас печальнее меня. Возможно, это и было рискованно. Не многие получают все что они хотели до последней мелочи, плюс все то, на что они и не надеялись, и все и один и тот же день.
— Ты избегаешь ответа?
Он снова прижал свои руки к моему лицу.
— Ты теплая, — сказал он мне.
В каком-то смысле это действительно было так. Для меня его руки были теплыми. Это не было похоже на прикосновение обжигающей как огонь кожи Джейкоба, оно было более приятным. Более естественным.
Затем он стал водить пальцами вниз по моему лицу, очерчивая линию от подбородка, по моей шее, а затем, дальше к моей талии. У меня даже слегка закатились глаза.
— Ты мягкая.
Его пальцы на моей коже были похожи на атлас, и я могла понять, что он имеет в виду.
— А что касается запаха, то не могу сказать, что совсем его потерял. Ты помнишь запах тех путешественников на нашей охоте?
— Я очень сильно стараюсь не вспоминать.
— Представь как это на вкус.
Мое горло заполнил огонь, как будто натянулся шнурок, пропуская горячий воздух в воздушный шар.
— О.
— Совершенно верно. Поэтому ответ — нет. Я исключительно счастлив, так как ничего не потерял. Ни у кого нет столько, сколько сейчас есть у меня.
Я уже собралась проинформировать его об одном изъяне в его утверждении, но мои губы неожиданно стали очень занятыми.
Когда маленький пруд окрасилась под лучами восходящего солнца в жемчужный цвет, я придумала ему другой вопрос.
— Как долго это продолжается? Я имею в виду, у Карлайла и Эсме, Эмметта и Роуз, Элис и Джаспера — они же не проводят весь день, закрывшись в своих комнатах. Они все время на людях, полностью одетые. Это… тяга когда-нибудь ослабевает?
Я прижалась еще крепче к нему — фактически полностью слившись в одно целое — чтобы показать ему, про что я говорю.
— Сложно сказать. Все разные, и, конечно, ты больше всего отличаешься от других. Обычный молодой вампир настолько одержим жаждой, что больше ничего не замечает. Что, кажется, к тебе совсем не относиться. Тем не менее, по прошествии своего первого года обычный вампир начинает узнавать и про другие свои потребности. Ни жажда, ни любое другое желание по-настоящему никогда не исчезают. Просто укрощенная сущность уравновешивает их, учит смирению и расстановке приоритетов.
— Как долго?
Он улыбнулся, немного поморщив нос.
— Розали и Эммет были хуже всех. Прошло целое десятилетие прежде, чем я смог приблизиться к ним ближе, чем на пять миль. Даже Карлайл и Эсме пережили трудные времена, вынужденные выносить это. В конечном счете, они избавились от этой счастливой парочки. Эсме им также сделала для них дом. Он был грандиозней, чем этот, но, в конце концов, Эсме знает вкусы Роуз, и она знает, что нравится тебе.
— А по прошествии десяти лет?
Я была полностью уверена, что у Розали и Эмметта не было ничего общего с нами, но хоть это и звучало самоуверенно, у меня бы это заняло больше десятилетия.
— И все снова стали нормальными? Такими, как сейчас?
Эдвард снова улыбнулся.
— Ну я не знаю, что ты имеешь в виду под словом «нормально». Ты видела мою семью при свете дня, когда они придерживаются довольно человеческого поведения, но ночами ты спала.
Он подмигнул мне.
— Остается огромное количество времени, когда ты не должен спать. Это весьма просто уравновешивает твои… интересы. По этой причине я лучший музыкант в семье, вот почему — за исключением Карлайла — я прочитал больше всего книг, изучил больше всего наук, могу разговаривать на большинстве языков… Эмметт говорил тебе, что я знаю так много, потому что читаю мысли, но правда в том, что тогда у меня было много свободного времени.
Мы вместе рассмеялись, и наш смех интересным образом повлиял на наши тела, которые снова сплелись, эффективно завершая этот разговор.
Глава 25
Услуга
