— Понятно, еще три тыщи ведер и золотой ключик у нас в кармане.
— Вот-вот. А что за духи у тебя такие приятные? — повел чутким носом Горчаков.
— Это не у меня, это мама Чванова была.
— Ну и как?
Я закатила глаза. Сама я давно уже была накрашена и причесана, занялась этим сразу после ухода Чвановой.
— Она тоже Чванова?
— Ты знаешь, она по паспорту Чванова, а называет себя девичьей фамилией — Редничук.
— Редничук? — Лешка присвистнул. — Жалко, что меня не было, я бы хотел на нее посмотреть. Бывшая звезда подиума, мне говорили, что она до сих пор так хороша, что может студента соблазнить.
— Все именно так. Если бы я не видела ее паспорта, я бы на тыщу долларов поспорила, что ей ровно вполовину меньше лет, чем записано в документах.
— Нинон Ланкло?
— Сто очков вперед, — заверила я. — А ты-то про нее откуда знаешь?
— У меня же было дело по Дому мод. Мне там все уши про нее прожужжали.
— Мы с ней договорились, что она мне даст посмотреть архивы ее сына и невестки.
— Зачем тебе? — удивился Горчаков.
— А откуда я возьму сведения о личной жизни Чвановых? Может, в архивах какие-нибудь фотографии Ольгиных подруг, тогда будем искать этих подруг, или еще лучше — записные книжки, письма. С кем-то она должна была быть хотя бы в приятельских отношениях, не верю я, что она вообще из дому не выходила, даже в парикмахерскую.
— Слушай, а подружки матери тебя не интересуют? Я, когда расследовал захват Дома мод, завел там полезные знакомства и могу поспрашивать, хотя бы что за человек твоя Редничук, поскольку про ее человеческие качества мне не рассказывали, только про ее внешний вид и славное модельное прошлое.
— Поспрашивай. Мне она психологически интересна. Мать погибшего, первый раз общается с новым следователем и ничего не спросила о том, когда будут задержаны виновные, почему прокуратура бездействует, на худой конец, не поинтересовалась, почему дело к нам передано. Так что поспрашивай. Только осторожно и неофициально, хорошо? И желательно у тех людей, которые сразу после беседы с тобой не побегут к Нателле тебя сдавать.
— Не учите меня жить, лучше помогите материально. Зарплату не дают?
— Размечтался…
Только Лешка ушел к себе, в мой кабинет просочилась возбужденная Кочетова с лифчиком в руках.
— Машка, а чего ты лифчик не взяла?
— Мне вообще этот коробейник надоел. Пусть только попробует еще что-нибудь принести!
— А что? Тебе что, лифчик или купальник помешает на халяву? Брось ты.
Лучше посмотри, как на мне лифчик, я не могу решить, брать его себе или толкнуть девчонкам из суда. Так-то лифчик хороший, «Триумф», но мне кажется, что у меня на спине под лямкой складка.
Мы заперли дверь изнутри, и Лариска, быстро скинув одежду, надела лифчик.
— По-моему, все хорошо, — сказала я.
— А по-моему, складка, и мне неудобно.
Лариска извернулась, как кобра на гнезде, чтобы увидеть в зеркало свою спину.
— У тебя складка, потому что ты изгибаешься перед зеркалом, а так все нормально, — убеждала я ее. Мы обе разгорячились.
— Нет, от тебя толку не будет, — нервно заявила Лариска. — Ты все равно правду не скажешь. Надо позвать еще кого-нибудь, кто толк понимает. — И она в возбуждении стукнула кулаком в стену, за которой сидел Горчаков. — Вот Горчакова позовем. — И она бухнула кулаком в стенку еще раз.
Лешка тут же среагировал, подумав, что его зовут пить чай, и задергался в мою дверь. Услышав нашу возню, он приник к двери и стал ласково спрашивать:
— Девчонки, вы чего? Звали?
Тут Лариска опомнилась.
— Ой! — сказала она и стала лихорадочно одеваться. Приведя одежду в порядок, она повернула ключ в замке и впустила Лешку. — Леш, ты извини, у меня в башке заклинило, я хотела, чтобы ты лифчик на мне посмотрел.
— Девки! Вы совсем охренели! А над горшком вас подержать не надо?
…Сашка сегодня освобождался после утренней смены, в полтретьего, и я спихнула ему ребенка, намекнув, что есть возможность неформально пообщаться.
Мой мальчик весь день пребывал в эйфории от неожиданно свалившегося на голову счастья в виде заминированной школы. Взрывное устройство, конечно, оказалось туфтой, кто-то из детей таким образом избег контрольной, но впечатлений было море.
Придя домой и предупредив ребенка, что уроки делать все равно придется, я набрала номер домашнего телефона Гошкиной классной руководительницы; вежливый мужской голос мне ответил, что Татьяны Геннадьевны нет дома.
— Школу минировать пошла… — прокомментировал Александр.
Ребенок, сидевший тут же в ожидании домашних заданий, с готовностью захохотал.
— Гошенька, отнеси, пожалуйста, мою записную книжку в прихожую, положи мне в сумку, а то я ее завтра забуду, — попросила я и, как только ребенок скрылся из виду, зашипела на Сашку:
— Ты с ума сошел? Зачем ты подрываешь авторитет учителей?!
— А что я такого сказал? — удивился Сашка. — Я же тоже хочу поучаствовать в процессе воспитания!
— Ты уже поучаствовал! «Лукоморью» учил? То, что Пушкин написал, у ребенка из памяти изгладилось начисто, зато он всем рассказывает, как «на неведомых дорожках Невзоров бегал в босоножках»!
— А что? Это еще в мое время рассказывали! Преемственность поколений…
— В твое время рассказывали: «слоны катаются на кошках»! А кто научил ребенка песенке Винни-Пуха? «Куда идем мы с Пятачком — конечно, в гастроном…»
— 3а чем идем мы в гастроном?
Конечно, за вином!
А где мы будем пить вино?
Конечно, за углом!
А чем закусим мы потом?
Конечно, Пятачком… — без запинки рассказал появившийся из-за двери ребенок, демонстрируя незаурядную память. — Ну что, мам, не дозвонилась? Не переживай, без уроков обойдусь.
— Спасибо, утешил, — пробормотала я.
Процесс воспитания оказался под угрозой.
Ребенок опять уткнулся в энциклопедию про динозавров, а я все прокручивала в голове визит матери Чванова. Ну и что, что не спросила, когда будет раскрыто преступление. То, что она умная и незаурядная женщина, у нее на лице написано.
Да еще и хладнокровная, и не сентиментальная. Ну так и зачем умный человек будет задавать вопросы, на которые все равно нет ответа?
Среда началась с телефонного звонка Кораблева.
— Мария Сергеевна, сегодня среда, когда вы получите оружие?
— Ты меня замучил уже! Сегодня комиссия, будут принимать зачет. Если к трем приедешь, а меня нет, возьми у Горчакова ключ от кабинета и завари чай, а я к тому времени уже должна быть, договорились?
В десять минут четвертого я вернулась из городской прокуратуры. Кораблев уже хлопотал над чаем.
— Ну что, порядок? — спросил он, насыпая заварку в чайник.
Я сняла куртку и ответила:
— Нет. Не сдала я зачет.
