Тут мне стало так плохо от страха, что я на мгновение потеряла способность соображать.
Я обессиленно прислонилась к спинке стула, и главный тут же продолжил:
— Кроме вас, нам надо допросить Пальцева. Вы же понимаете, что его показания могут оказаться решающими…
— Я могу сказать только одно, — начала я слабым голосом, — какие-либо подозрения Крушенкова во взятке — это абсурд…
— Это ваша точка зрения, — прервал меня главный. — Я повторяю, что если вы не пойдете навстречу следствию, то ночевать вы будете в камере. Давайте прямо сейчас поедем к Пальцеву и расставим точки над «и».
Они снова переглянулись, и этот быстрый обмен взглядами вдруг привел меня в чувство. Для начала мне стало чертовски обидно, что меня притащились допрашивать какие-то опера, хоть и из Московского Управления ФСБ. Я следователь прокуратуры или хвост собачий? Если следователь меня может допрашивать только следователь. Вот пусть меня везут к важняку, и пусть он хоть в камеру меня сажает.
— А у вас есть отдельное поручение?
— Отдельное поручение? — переспросил он и оглянулся на своих спутников.
И в этот момент зазвонил телефон. Он уже потянулся к трубке, но я схватила ее первая. Это был шеф.
— Какого черта… — начал он, видимо, решив узнать, какого черта я болтаюсь в прокуратуре так поздно.
— Владимир Иванович, — закричала я, — меня допрашивают и будут задерживать… Приезжайте!
Главный выхватил у меня трубку и нервно прижал ее к телефону. После чего забрал со стола протокол, встал и жестом скомандовал остальным — на выход.
Я ошеломленно наблюдала за их молчаливым уходом, после чего на дрожащих ногах проковыляла к двери и заперлась изнутри.
Двадцать минут я просидела, запершись и дрожа, пока в прокуратуру не приехал такой же испуганный шеф.
После того, как я все рассказала ему, он облегченно вздохнул:
— Версии есть? Понятно, что это не бригада Генеральной…
— Есть, — сказала я. — Им нужен Пальцев. И это те же люди, которые подставили Крушенкова. Владимир Иванович, я должна поставить в известность следователя, у которого в производстве дело об убийстве Трубецкого
Глава 24
Следователь из Генеральной прокуратуры оказался грузным добродушным дядечкой. Казенная обстановка гостиничного номера, где он меня принимал, была слегка скрашена фотографией пожилой женщины в рамке, выставленной на прикроватную тумбочку. На шкафу висела вешалка с военной полковничьей формой.
— Жена, — сказал следователь, кивнув на. фотографию. — Я ж все время в командировках, хоть на родное лицо изредка взглянуть…
Я поразилась его трогательной супружеской верности, и у меня затеплилась надежда, что человек с такой тонкой душевной организацией поймет то, о чем я хочу ему рассказать.
Протянув ему бумаги, я объяснила, что я записала в бланк протокола допроса то, что произошло со мной в прокуратуре, с подробными приметами самозванцев. Он поблагодарил, внимательно прочитал то, что я написала, и отложил протокол в сторону.
— Ну что, голубушка, — ласково спросил он, открывая коробку печенья и раскладывая печенюшки передо мной на гостиничной тарелке, — за коллегу пришли хлопотать?
— Пришла, — кивнула я. — Серафим Михайлович, выслушайте меня. Крушенков не убийца, его подставили…
Следователь бросил в рот печенье и шумно вздохнул:
— О-хо-хо, хо-хо…
— Серафим Михайлович, — взмолилась я, — не отмахивайтесь от того, что я вам скажу. В ваших руках судьба человека, вы — очень опытный следователь, неужели вы можете так, с ходу, поверить, что умный, грамотный подполковник ФСБ в пьяном угаре пойдет мочить журналиста из своего табельного пистолета?
— О-хо-хо, хо-хо… — снова завздыхал Серафим Михайлович. — Ты с ним спишь, что ли, красавица? — заглянул он мне в глаза.
— Нет, — растерянно ответила я, не успев даже обидеться.
— Да ладно, я никому не скажу. Спишь ведь, а то что бы ты тут распиналась, чтобы его выгородить?
— Я уверена, что он не совершал убийства, поэтому и распинаюсь, как вы изволили выразиться.
Мысленно я обозвала себя самыми страшными словами за то, что начала злиться. Мне нельзя восстанавливать против себя следователя, иначе я ничего не добьюсь и только напорчу Крушенкову.
— Серафим Михайлович! Выслушайте меня!
— Да я тебя слушаю, — кивнул мне следователь.
— Серафим Михайлович! Сергей Крушенков — очень умный и опытный чекист, оперативник. Да у него
