сейфа и прекратила наконец два завалявшихся безнадежных дела прошлых лет.
В пять вечера я наконец встала из-за стола, потянулась и с удовольствием выглянула в окно. Погода упорно не портилась. Вот бы она продержалась еще немножко, до приезда Пьетро, мы бы хоть с ним проветрились в пригороды. Я бы вот с большим удовольствием съездила в Павловск…
За моей спиной с треском открылась дверь. Я обернулась — в проеме стоял прокурор.
— Зайдите ко мне, — сухо сказал он, развернулся и направился к себе.
Я заперла кабинет и покорно поплелась за ним следом. Тон его ничего хорошего не предвещал. Идя за ним, я гадала, что случилось — опять оправдание в суде? Выговор за побег не только мне, но и ему? Еще двадцать дел передано в район для дальнейшего расследования?..
У себя в кабинете шеф уселся за стол и долго отдувался. Я с покорным видом стояла перед ним и соображала, что если какое-то ЧП все же произошло, уже неудобно будет проситься в отгулы. Надо же, как некстати! Шеф еще немного помолчал, а потом сразу огорошил меня:
— Ваш киллер опять сбежал.
— Не поняла, — промямлила я, собираясь с мыслями, хотя в принципе все уже поняла.
Во мне стала подниматься волна злорадства. Вот теперь начальник РУВД попляшет, теперь на меня стрелки перевести не удастся. Я им послала санкцию на арест вместе с заданием отправить обвиняемого в тюрьму, с меня взятки гладки.
— А подробности? — спросила я, переварив информацию.
— А у него стиль один: выпрыгнул в окно.
— Владимир Иванович, как это могло случиться? Я там вчера была, там два милиционера его охраняли. Да у него ноги в гипсе, пятки раздроблены, он. даже стоять не может, не то что бегать.
— Зато прыгает хорошо, — пробурчал шеф. — Мне начальник РУВД звонил, сказал, что, по предварительным данным, охранники и глазом моргнуть не успели, он рванулся к окну, прыгнул — и исчез.
Я присела на стул.
— Так. Но он же на койке лежал в трусах одних. Ноги в гипсе, руки забинтованы. Куда же он делся в таком виде?
— Говорят, как сквозь землю провалился. Пока эти уроды очухались, побежали за ним — прыгать не стали, — глядь, а его уже нету. Да они еще полчаса соображали, сообщать ли в РУВД, что парень сбежал.
— А они что, надеялись, что он вернется?
— Не знаю, на что они надеялись. Я, собственно, от вас чего хочу: дайте мне все материалы, которые у вас есть на киллера. Надо срочно объявлять разные мероприятия, поэтому дайте все, что у вас есть — фотографию, отпечатки пальцев, группу крови, в общем, все. Быстренько, быстренько.
Тут у меня заломило под ложечкой. Я продолжала сидеть, жалобно глядя на шефа.
— Ну, в чем дело? — пока еще ни о чем не подозревая, добродушно спросил он.
— Владимир Иванович, — жалостливо проблеяла я, — дело в том, что у меня на него ничего нет.
— Что-о? — Добродушие прокурора как рукой сняло.
— Владимир Иванович, так получилось. Дактилоскопировать его было нельзя, он руки разбил, все равно отпечатки не получились бы.
— А фотография? — Голос шефа стал угрожающим.
— Владимир Иванович, я виновата. Я все понимаю…
— Фотография где?!
— Ну я как-то не подумала, что его надо сфотографировать.
— Не по-ду-ма-ла?
— Ну и на старуху бывает проруха. Владимир Иванович, я все понимаю. Можете меня наказать. Ну не сделали фотографий.
Шеф тяжело замолчал, сверля меня глазами. Я расстроилась так, что по правой моей щеке поползла предательская слезинка.
— Владимир Иванович…
Шеф молчал и постукивал пальцами по столу. Давно у меня не было так погано на душе.
Зазвонил телефон. Шеф снял трубку, выслушал говорившего, что-то пробурчал в телефон и разъединился. Посмотрел на меня, вздохнул и проговорил:
— Ну что с вами сделаешь… Ищите его тогда сами, Мария Сергеевна. И чем быстрее найдете, тем лучше.
— А…
— А как — это уж вы сами придумайте. Раз вы не позаботились получить его фотографию и дактилокарту, придумайте, как будете его искать без всего этого. Жду сообщений.
Я встала и под сверлящим взглядом шефа поплелась к двери. Вот тебе, матушка, и неделя итальянской любви.
Через двадцать минут я уже совещалась с Костей Мигулько, Кужеровым и Лешкой.
— Нет, я не понимаю, — переживал Мигулько, — как он мог сбежать с раздробленными пятками? У него же ноги в гипсе!
— А чего ты не понимаешь? — возражал Куже-ров. — Ты слышал, что петухи с отрезанными головами бегают? Вот если бы он сбежал при полном отсутствии ног, вот тогда бы я удивился.
После всеобщих проклятий в адрес побегушника и еще более суровых пожеланий охранникам и всем их родственникам до десятого колена, мы перешли к выработке конструктивных решений.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что имея из одежды трусы и гипс, киллеру затруднительно было бы доковылять до дороги и поймать машину. На всякий случай, конечно, эту возможность решили проверить, но только для очистки совести. Нет, либо его ждал сообщник, либо его укрытие располагается достаточно близко от больницы, куда он может добраться, не особо привлекая к себе внимание. Конечно, все помещения больницы сейчас прочешут, но, скорее всего, его на территории больницы уже нет. Наше совещание прервал звонок по мобильнику Мигулько. Выслушав информацию, Мигулько поделился ею с нами. В результате обхода территории больницы был найден гопник, спавший под кустом возле больничного морга. На нем не было ничего, кроме трусов, хотя, проснувшись под дулами автоматов, он заверял почтеннейшую публику, что заснул в брюках и фуфайке. Больше ничего по существу заданных ему вопросов он пояснить не смог, но был задержан до выяснения обстоятельств, на всякий случай.
Ну что ж, в брюках и фуфайке, хоть и не в костюме из бутика, киллер существенно повысил свои шансы поймать машину и вообще выбраться незамеченным из окрестностей больницы. Еще Костик сказал, что весь убойный отдел в данный момент трудится над составлением композиционного портрета беглеца, за неимением фотографии (я покраснела и отвернулась).
Совещание продолжалось около трех часов, но ни чему более конструктивному, чем повсеместное патрулирование с фотороботом в руках, наша мозговая атака не привела.
Можно, конечно, было еще показать композиционный портрет по телевизору, объявить приметы сбежавшего и обратиться за помощью к населению, но уж больно не хотелось позориться.
Мне безумно захотелось напиться, причем в одиночестве. По дороге домой я купила бутылку “Мартини- бьянко” и выпила ее одна, заснув прямо на кухне в одежде. Стало легче только на время сна, зато голова назавтра раскалывалась так, как будто я всю ночь билась головой о батарею.
Два следующих дня убойный отдел в полном составе занимался поисками “Петрова”. На всякий случай запросили Центральное адресное бюро и проверили сплошняком сто шестьдесят Петровых И. Ю. Мимоходом нашли двух самовольно покинувших колонию-поселение, одного Петрова, находящегося в федеральном розыске, одного умершего, — пришли к нему домой, а он лежит с алкогольной интоксикацией лицом в салате, как потом выяснилось.
Я допросила чуть ли не весь персонал травматологического отделения — с нулевым эффектом, и двоих героев дня — охранников, из-под носа которых ушел наш клиент. Эти два тупых любителя эротических картинок, по-моему, даже не поняли, какие неприятности себе огребли.
Киллер не находился. Было понятно, что он где-то лег на дно, затаился, пока не спадет паника, но РУВД упорно продолжало патрулировать.
