могу.
— Ты же не одна его видела в нашем морге? — напомнил Лешка, и я расстроилась еще больше.
— Вот и я про это. Если считать явление “санитара” массовой галлюцинацией, то кто тогда напал на криминалиста?
Горчаков разворошил слежавшееся постельное белье, вывалившееся из коробки, и под ним что-то звякнуло. На пол выкатились два граненых стакана, внутренние стенки которых были покрыты буроватым налетом. Лешка присел и тронул стаканы концом указки.
— Фу, какая гадость. Отложить?
— Отложи, надо их на экспертизу отправить.
— Думаешь, кровь из них пили? — Лешка искоса взглянул на меня.
— Кровь или портвейн. Надо проверить.
Горчаков указкой откатил стаканы на чистый лист бумаги и ловко запаковал их. Сидя на корточках, он смотрел на меня снизу вверх и явно жалел.
— Ладно, Машка, можешь на меня рассчитывать. Поезжай спокойно в свою Англию, я тут за всем присмотрю. А то что ты одна против вампиров.
— Спасибо, Лешка, я не сомневалась, что ты меня не бросишь.
В пустом коридоре за нашими спинами раздались шаги, и мы с Лешкой оба вздрогнули, Горчаков чуть не свалился с корточек, а я в испуге оглянулась.
К счастью, это не вампир пришел за своими вещами. По коридору к нам направлялась Лариска Кочетова.
— Ты же домой ушла, — удивилась я.
— Я ушла и вернулась, — пояснила Лариска. — Уже до остановки дошла и вспомнила, что хотела с тобой посоветоваться. Говорят, ты расследуешь дело о вампирах?
Лешка хрюкнул.
— А что? — недоверчиво спросила я, ожидая подвоха. Вот уже народ издеваться надо мной начал; и это они еще не все знают. Но Лариска продолжала без всякого подвоха.
— Наш милицейский надзор болеет, мне кинули кучу материалов отказных на проверку. Посмотри, может, тебе интересно будет?
— А что за материалы?
— В больницы привозят бомжей с травмами шеи. Милиция отказывает в возбуждении дела, мотивируя тем, что это результат укусов животного. А я посмотрела — это не крысы…
— Почему? — встрял Лешка, разгибаясь и кряхтя.
— Потому что в этом подвале крыс травили…
— А они что, все из одного подвала?
— Ну да, — и Лариска назвала адрес дома, куда мы с Горчаковым прогуливались вчера в обеденный перерыв. — А потом, один из бомжей дал объяснение, что его укусило что-то, прилетевшее с потолка. И улетевшее туда же. Крысы же не летают?
— Давай материалы, — сказала я Ларисе. Она кивнула и с готовностью побежала к себе. Через минуту она бросила мне на руки кипу бумаг и унеслась.
Мы с Лешкой общими усилиями покидали весь хлам обратно в коробки, за исключением отобранных объектов экспертизы, подтащили коробки к дверям канцелярии в качестве приятного сюрприза для Зои, и пошли ко мне в кабинет, изучать материалы про укушенных бомжей.
— Оказывается, город наводнен вампирами, — сказала я Лешке, раскладывая материалы на столе, — а все прикидываются, что ничего не знают.
С бомжами мы разобрались быстро; их, вне всякого сомнения, кусала летучая мышь, улизнувшая после смерти Бендери и поселившаяся в подвале того же дома.
— Ладно, завтра съезжу к Вите в больницу, может, он тоже вспомнит, что вампир на него спикировал с потолка.
Очень соблазнительно было бы списать на нетопыря и трупы с дырками на шее, но, во-первых, он у нас фигурировал один, и вряд ли осуществлял дальние перелеты из нашего района в городской судебно- медицинский морг, а во-вторых, сомнительно, чтобы маленькое животное в состоянии было выпить зараз более пяти литров крови.
— Надо бы про Бендерю выяснить побольше, — посоветовал мне Лешка, и я огрызнулась:
— Сама знаю! Я уже тетушек из жилконторы выдоила досуха.
— Он же с Западной Украины, да? Вот бы там и узнать все досконально.
— Естественно, — согласилась я. — Только быстро это не получится, теперь на Украину в командировку никого не пошлешь.
— Да, пиши ходатайство об оказании правовой помощи, подписывай в городской, отправляй в Генеральную прокуратуру, оттуда в МИД, наше Министерство иностранных дел зашлет в их министерство, те в свою Генеральную прокуратуру, а Генеральная уже спустит исполнителям, а назад оно пойдет через все инстанции в обратном порядке, так что года через полтора, может, чего и узнаешь про Бендерю.
— И то, если уважаемые хохлы все-таки сподобятся ответить клятым москалям, а то так и сгинет ходатайство о правовой помощи на просторах незалежной Украины.
— Да уж, из Англии проще получить сведения, чем от братьев-славян.
Мы еще посокрушались о старых добрых временах, когда в дружественные республики достаточно было направить поручение от себя, а не от Генерального прокурора или министра иностранных дел, и, самое главное, поручение должны были исполнить в течение десяти дней…
— Ладно, Машка, пошли домой, — Горчаков с хрустом потянулся. — Уже девятый час, пока доберемся, а мне еще тебя провожать.
Я не стала спорить, именно сегодня я как раз нуждалась в провожатом. Пока мы с Лешкой добрались до моего дома, Горчаков, естественно, проголодался, и я затащила его к себе, чтобы он подкрепился чем Бог послал. Меня не насторожили громкие звуки музыки, раздававшиеся явно из наших окон. По мере приближения к квартире, однако, какофония усилилась. Я смутно припомнила, что накануне ребенок клянчил, чтобы я пришла домой попозже, а еще лучше — чтобы вообще не пришла, так как собирался устраивать светский раут.
Лестничная площадка была усеяна тлеющими окурками и пустыми банками из-под джина-тоника. В душе у меня зашевелились нехорошие предчувствия, но если бы я знала, что предчувствия просто померкнут перед действительностью!..
Дрожащими руками я отперла дверь и обомлела. На полу в квартире сидела орава ровесников моего сына, под рев музыки (если это слово применимо к звукам, исторгаемым аппаратурой) они отхлебывали из банок слабоалкогольные напитки, курили и тушили окурки прямо об пол.
Завидев меня и Горчакова, застывших в обалдении, вся эта компания (видимо, бывалые, пронеслось у меня в голове) в мгновение ока подобралась, подхватила недопитые емкости и пронеслась мимо меня и Горчакова, как смерч, только их и видели.
Когда за последним закрылась дверь, и на пепелище остался только мой собственный великовозрастный балбес, правда, без сигареты, зато с банкой пива в руке, я обратила внимание на изменившийся интерьер и с трудом сдержалась, чтобы не зарыдать в голос. Все вокруг было почему-то свалено на пол — подозреваю, для того, чтобы на полу было удобнее сидеть. Тем не менее светлая обивка мебели хранила отчетливые следы подростковых ботинок, что меня даже озадачило на минуту: логичнее ведь было бы все-таки ходить по полу, а сидеть — на диване.
Но самое главное — в квартире стоял отвратительный запах дешевого разгула, сочетавший амбре плохих сигарет и мерзкого пойла. Именно такие запахи я обоняла и такой бардак многократно наблюдала на местах происшествий, что и высказала Хрюндику, стоявшему передо мной с бессмысленным лицом.
— Ты вообще-то понимаешь, — кричала я, — что вот такое безобразие бывает в притонах, где убийства совершаются?! Боже, Боже… — я обвела взглядом осколки посуды под ногами, какие-то клочки бумаги и плохо выскобленные коробки из-под лапши “Доширак”. — Только там люди годами, десятилетиями пьют и гадят; но как можно за день привести квартиру в непригодное для жилья состояние?!
Тут я окончательно осознала, что мои тихие мечты — придти домой, принять душ и залечь на диван перед телевизором, вытянув ноги, — раскололись в прах, и расплакалась. Не говоря уже про пропащую
