на всю эту антрактную возню, устроенную дискотечниками в
специально отданном сегодня им для совещаний,
переодеваний и закулисной суеты общажном красном уголке.
И огоньки, конечно, огоньки, гипнотизировавшие, жучки
тропические, самоеды сбесившиеся, спятившие окончательно
от ритма экваториальной церемонии заглатывания зеленым
желтого, а желтым красного.
— Вас можно пригласить?
— Меня? Я на работе не танцую.
— А после?
— После будет видно, — и улыбнулась, значит можно
клинья еще позабивать. Сложиться может. Может, может,
может. Срастись, как все сегодня, словно по заказу, у Толи
Громова. В отсутствии Потомка и Госстраха из принеси-подай
произведенного вдруг махом (с пренебреженьем полным к
канители сложной слияния и рассыпанья звезд на множащихся
линиях просветов) в распорядители, парадоустроители,
дворецкие с правами комиссаров ВЧК. По залу центнер
розовый перемещая, он успевал и тут слюной побрызгать, и
там белков эмалью поиграть, здесь чью-то маму приласкать,
там папиросы изжевать мундштук картонный. В общем,
моментом пользовался, был жаден, груб, и сзади заходил, и
спереди, спешил, словно предчувствовал, недолго будет
барабанить тапер по клавишам, а повторенья можно и не
дождаться вовсе.
И в самом деле, интуиция широкогузого двуногого,
присущая животным способность брюхом ощущать,
воспринимать и делать выводы, не подвела Толяна Громова.
Удача сунет ему кукиш в пятак уже сегодня. Изгадит, смажет
концовку праздника внеплановый ущерб имуществу
казенному. Госстрах вернется, притопает к разбору самому
полетов и учинит ему допрос, как главному виновнику, козлу,
не в свои сани севшему:
— Я тебя выведу, мешок, на воду чистую, ты мне все
скажешь, — будет дышать в моргающие плошки Ваня парами
неразбавленного, пугая так:
— Ты, сука, знаешь, для примера, где я был сейчас?
Тебе сказать, блин, кто мне руку пожимал?
Потомок, Игорь Ким, не пара, нет, расхристанному
Заксу, под вечер завтра явится беззвучно, тихо, мирно войдет,
кивнет тому, другому, как человек за сайкой выбегавший в
ботиночках на босу ногу, своим ключом дверь ванькину
тристадвадцатую откроет, с кровати сдернет по-хозяйски
бухого, красноглазого Госстраха, даст устояться, укрепиться
чурбану, ну, а затем ногой залепит в пах бедняге, а кулаком
холодным отверзнет хляби носовые.
Такие вот причуды вещества астрального.
Просыпалось, Бог знает от чего, на голову ничтожнейшего
толстяка, раз — эполетов распушились бороды, оп
аксельбантов заплелись усы, чу — золотом оброс околыш.
Красота. А у старлея невезучего т. Макунько последние
пятиконечные чуть было с плеч не сдуло, малюсенькие,
махонькие, и те едва не сжались до черных меточек сиротских
от инструмента грубого сапожного.
Увы, попутал бес сотрудников отдела номер…ять из
Управленья областного. Один, Виктор-железный-Макунько,
ладони возложив на копчик, прямой и строгий, прохаживался,
наблюдая, как жаркими словами чистосердечного признания
бумажку делает бесценной, склонившийся над приставным
столом Ванюша Закс. А два других А…ский и Бл…ов,
буквально двери в двери, наискосок по коридору, нельзя, нет,
невозможно было услышать через панели деревянные и
кладку многослойную шуршанье шарика, и уж подавно, в
отсутствии мельчайшей щелки, дырки, трещинки победный
запах 'Шипра' уловить, и тем не менее, однако, сидели друг
напротив друга и ухмылялись, отвратительно, не по
товарищески, гадко.
Их вызвал первыми к себе с докладом полковник
П..т..иков. Виктора же Макунько последним. Всего лишь
неделек парочку, другую, отсутствовал, на водах находился
невидимого фронта и тыла генерал, спецрейсом возвратился,
на службу с поля летного приехал, и надо же, такой на
вверенном ему участке детский сад нашел, такое лето
пионерское в разгаре, что хоть сейчас всю троицу под
трибунал.
То есть, конечно, вина А…скова и Бл…ова при всех
неоспоримых достиженьях очевидна, непростительна, но
глупость и, главное, ретивость молодого Макунько просто уму
непостижима.
Да, Прохор сделал свое дело. Тот, на кого надежды
возлагались, не подвел, то есть подвел… вернее… в общем…
— Ну, тут заранее соломку не подстелишь, никто не
знает, где объект сорвется, но вы-то почему в известность,
пускай постфактум, но не поставили курирующего? Он что,
второе дело, параллельное открыл?
Открыл, завел, увы, и даже двигаясь путем кривым,
неверным, ложным изначально, однако, вышел, вопреки
всему, на человека, подстроившего, организовавшего
незабываемое чудо, явление очей, бельм превращенье
гипсовых пустых в живой искрой флуоресцентной,
хулиганской, играющие глазки.
На Игоря, дружины комсомольской командира, Кима,
имен, наверное, еще пяток различной звучности имевшего,
помимо собственного. Но, если Проша — милое христианское,
он получил зубастой подписи построив частокол под
обязательством скрывать от окружающих цель своей жизни и
тайный смысл деяний, помимо своей воли, так сказать, как
штамп на фотографию чернилами какие были. То множество
других, степных, шаманских, варварских, буквально
