самому приходилось видеть его в 7-м полку под выстрелами. Но я сомневаюсь, чтобы его деятельность приносила пользу. В нем жил удивительный дух интриги. Обойдя окопы, он считал своей обязанностью информировать командира 7-го полка о всех замеченных им упущениях, хвалил одних офицеров, которых брал под свою протекцию, и искусно набрасывал тень на других, державших себя независимо.
В результате его доносов была постоянная склока среди офицеров 7-го полка. До приезда Марушевского в моем полку говорили, что 7-м полком незримо командует его священник. Соколовский был благочинным нашей дивизии и пытался даже вмешаться в командование 6-м полком: у меня менялись священники; три дня в наличии были оба; за эти три дня некоторую часть содержания полкового священника мог получить только один из них. Я решил, приказом по полку, вопрос в пользу вновь прибывшего. Ко мне прибыл Соколовский отстаивать интересы сменявшегося с должности. Это был конечно только предлог, для вмешательства в дела внутренние. На мой вопрос, на каком основании он вмешивается, Соколовский разъяснил, что он благочинный, следовательно должен чинить благо подведомственным ему священнослужителям. Я ответил, что вопрос о суточных и столовых деньгах полностью входит в мое ведение, и я лишен возможности беседовать с ним по материальным вопросам; а что касается до духовных, то в них я совершенно не компетентен, и он может непосредственно сноситься с моим священником. Соколовский обиделся, и вышел с несколькими словами, звучавшими, как угроза.
Мой первый священник совершенно не обладал иезуитскими навыками Соколовского. Он был не красноречив, но каждое пополнение, приходившее в полк, встречал краткой речью, в которой указывал, что им выпало великое счастье служить в 6-м полку: в других полках убитых бросают на поле сражения, а в 6-м полку — всех зарывают, и он считает своим долгом каждого отпеть по обряду религии. Каждый прибывший может быть уверен, что он его в надлежащий момент отпоет; если он не верит этому, пусть справится у стрелков, бывавших уже в бою. Речь была неказиста, пугала новичков, но похоронное дело, к чему сводились обязанности священника 6-го полка, действительно было солидно поставлено.
В 6-м полку муштра была на первом плане. Однажды вечером я сидел с командным составом в офицерской столовой, под деревьями, а тут же в лесу священник устроил походную церковь и готовился служить всенощную. Мимо нас проходила в церковь полковая учебная команда. Вдруг раздается резкое 'стой' и затем следует гневнодокторальная сентенция фельдфебеля, высказанная уверенным, вполне безапелляционным тоном лица, знающего истину во всей ее полноте: 'хождение в церковь не в ногу теряет всякий первоначальный смысл'.
Глава четвертая. Полковая экономика
В комнате, отведенной для меня в полку, была сложена основательная кипа толстых книг. Древинг предложил мне ознакомиться по ним с хозяйством полка и принять денежный ящик. Имущества и денег в полку было на сотни тысяч, надо было подать рапорт о приеме полка и взять на себя ответственность за бесконечные колонки цифр.
Я был изрядный профан в бухгалтерии, но все же понимал, что поверхностное ознакомление с отчетностью никакой пользы принести не может. Ковыряться — так уже до самых корней, а на это нужны недели. Да и это едва ли могло принести пользу. Острие отчетности направлено против внешнего врага — контроля{28}, и самые основы ее более чем сомнительны. Через несколько дней должны были начаться решительные операции, я мог затратить свое время значительно производительнее, чем на просмотр бабушкиных сказок, содержавшихся в хозяйственной отчетности. Древинг был несомненно честнейший человек в мире. Я подписал свою фамилию там, где он мне сказал, что это нужно сделать, и в течение всех полутора лет командования так и не удосужился взглянуть на книги еще раз.
Древинг мне все рассказал толком и очень быстро.
В полку деньги имеются, почти сто тысяч, и экономия нарастает с большой быстротой. Основным источником благополучия является несоответствие между наличным составом и числящимся по строевой отчетности. В полку около 800 мертвых душ; стоимость всего их продовольствия ежедневно наращивает полковые суммы. Злого умысла тут нет; просто полковая канцелярия не справляется в течение крупных боев с исключением из наличности полка каждого убитого, раненого или пропавшего без вести. Эта задача очень трудна, в особенности когда потери получают массовый характер и кадры роты исчезают почти полностью.
Полковую канцелярию соединяет с ротами очень тонкая, рвущаяся нить ротные писаря. Иногда острая, быстро меняющаяся обстановка в течение целой недели препятствует канцелярии разложиться и заняться своим хлопотливым делом. Ротный писарь хлопочет о соответствии действительности со списками, которые ведутся в полку, ежедневно циркулирует между штабом полка и ротой, представляет данные об убыли; но весь этот механизм функционирует до того момента, когда потери начинают принимать катастрофические размеры, роты исчезают целиком со своими командирами, фельдфебелями и писарями, в них спешно вливаются новые пополнения, и состав роты неожиданно оказывается почти полностью неизвестным полковой канцелярии. И в эти моменты полк марширует чуть ли не по 20 час. в сутки, новый ротный писарь старается разобраться в составе роты, люди которой плохо знают друг друга, собирает слухи, куда делся тот или иной стрелок, числящийся в ротном списке, а этот список длинный и заключает в себе порой до 800 безвестных фамилий, часто повторяющихся. Заприходываются прибывающие в полк солдаты канцелярией очень аккуратно, а выводятся в расход естественно с большим опозданием. Был солдат и нет его. Какова его судьба? Убит ли, попал ли в денщики, устроился при обозе, послан в командировку или эвакуирован — может быть через перевязочный пункт соседнего полка или попал в плен. Пачкать строевую отчетность беспрерывной ссылкой на без вести пропавших не хочется. А пока разберутся, получается естественный приток мертвых душ, которые для полка, впрочем, представляют только доходную статью.
Конечно было бы невыгодно, если бы полк, показывающий в своих списках, идущих в интендантство, 3000 человек и имеющий только 800 бойцов, получал бы от начальства тактическую нагрузку, вдвое или втрое превышающую его наличный состав; но об этом заботиться не приходится. Одни списки идут в интендантство — их выгодно преувеличивать, другие списки — о числе штыков — идут по штабной линии, и их выгодно преуменьшать. Параграф устава, возлагавший на всех начальников обязанность — выводить в бой возможно большее количество людей, остался во время войны мертвой буквой. Полки, вступая в бой, весьма часто оставляли умышленно в тылу массу людей — не только на весьма широко толкуемые хозяйственные надобности, но и просто на племя — учебные команды, особенно ценных фельдфебелей и специалистов. Таким путем в течение всей войны шло быстрое нарастание числа нестроевых по отношению к строевым, и процесс этот совершенно не регламентировался сверху. А что касается мертвых душ, то известна разница в 3 млн человек по исчислению действующих армий Ставкой и интендантством в 1917 г. Интендантство кормило и расплачивалось за в полтора раза большую армию, чем та, которая существовала в действительности по данным штабов.
6-й Финляндский полк во всяком случае своей лепты в это заблуждение не внес. Я дал полковому адъютанту срок в две недели, в течение которого обязал его привести полковые списки в согласование с действительностью. Помимо писарей я вовлек в эту работу ротных командиров, которые должны были поставить учет своих людей на реальную почву. Однако, несмотря на весь нажим с моей стороны и трудолюбие полкового адъютанта, учет людей полка был закончен не раньше, чем через семь недель, вследствие разыгравшихся оживленных операций. В свободный от боев и маршей трудовой канцелярский день удавалось сбросить со счетов от полусотни до сотни мертвых душ. Вероятно, если судить по сокращению состоящих на довольствии людей, первые бои 6-го Финляндского полка отличались особой кровопролитностью, так как мертвые души юридически заканчивали свой век в ближайшем к их установлению бою, задним числом, дабы не слишком обижать полковую экономию.
Как верить после того официальной отчетности? Если в количестве наличных людей не было твердой уверенности, то еще большая неясность заключалась в определении количества лошадей в полку. Оказывается, их можно было считать различным образом. С интендантства фураж или фуражные деньги требовались на полный штат полка; кроме казенных лошадей, полк имел около сотни своих полковых лошадей, представлявших его частную собственность; но в казенных лошадях полк показывал большой
