— Ладно, кроме шуток, — шеф посерьезнел, — что вы думаете насчет соединения дел?
«То же, что и вы», — подумала я, а вслух сказала:
— Соединять рано. Надо хотя бы ознакомиться с материалами, и работать по нашему делу с учетом всех остальных данных.
Синцов искоса посмотрел на меня:
— Владимир Иванович, может, соединять и рано, но хорошо бы дела сосредоточить у Швецовой в производстве. Не выносить постановления о соединении…
— Конечно, — поддержал его шеф, скрывая улыбку, так как, естественно, догадался, куда клонит оперуполномоченный Синцов. — Для процессуального соединения оснований пока никаких.
— Ну да, соединить ведь можно дела по обвинению одного лица в совершении нескольких преступлений или нескольких лиц в совершении одного преступления, а у нас пока обвинение никому не предъявлено, — продемонстрировал оперуполномоченный Синцов незаурядные знания Уголовно-процессуального кодекса.
Шеф благостно кивал головой, наверняка думая о том, как приятно иметь дело с грамотными людьми.
— Но при этом, — Синцов значительно поднял палец, — вы ведь знаете, как важно, чтобы по делу работал квалифицированный следователь…
Шеф покивал головой с чрезвычайно заинтересованным видом. Мне захотелось убить их обоих. Синцов продолжил:
— Так вот, с делом Антоничевой все в порядке, в квалификации Марии Сергеевны я не сомневаюсь. Но вот с остальными делами — вилы.
— То есть?
— Владимир Иванович, следователей-то нет. В прокуратуре одни дети остались, без опыта, с одними амбициями. Они даже советов не слушают. Считают, что сами все знают лучше всех. Я же не могу за них следственные действия проводить…
— Ну, не везде же так плохо, — возразил шеф. — Вот одно из интересующих нас дел, насколько я знаю, в городской прокуратуре у опытного следователя Коруновой.
— Но у нас-то не одно, пять убийств. По одному из дел даже осмотра не было, так, участковый полстранички накарябал по поручению работника прокуратуры, язык не поворачивается его следователем назвать…
— Это где же? — заинтересовался шеф.
— Да Маша будет с делами знакомиться, расскажет вам. Экспертизы не назначены, свидетели не допрошены, а вы ведь знаете, через неделю они уже не вспомнят того, что рассказали бы сразу… В общем, еще немного и дела будут загублены навечно. Их уже никто никогда не раскроет. А если мы и раскроем, то ничего не докажем.
Синцов скорбно замолчал. В принципе свою задачу он выполнил. Прокурор обернулся ко мне и стал заглядывать в глаза, но не мог встретиться со мной взглядом, потому что я демонстративно смотрела в окно.
— Мария Сергеевна, — позвал он. — Забираем дела? А?
Так и не глядя на него, я спросила неожиданно сварливо:
— А я-то тут при чем? Вы же уже за меня все решили.
— Ну ладно, ладно, — похлопал меня по руке прокурор. — Раскрыть-то хочется?
— Хочется, — вопреки своей воле призналась я.
— Ну вот. Я допускаю, кстати, что дел в итоге окажется больше. Или меньше. Вы еще с Синцовым сводки посмотрите, надо только определиться, по какому критерию отбирать.
— Я думаю, пока — по отсутствию видимого мотива.
— У-у! — протянул Синцов. — Так знаете, сколько наберется?
— Так! — повернулась я к нему. — Ты работать хотел? Так вот, начинается серьезная работа, с квалифицированным следователем, чтоб не жаловался потом. А вообще, чем больше случаев, тем легче раскрыть, ты же знаешь.
— Ну, вот и славно, а лишнее потом само отпадет, — сказал шеф, поднимаясь из-за стола. — Прямо с завтрашнего дня и приступайте, а я с городской договорюсь насчет передачи дел. Да, Мария Сергеевна, надеюсь, вы понимаете, что остальные ваши дела скидывать некому, разве что с Горчаковым поделитесь…
— Да ну, Владимир Иванович, у меня все дела уже в такой стадии, что жалко отдавать. Сама закончу, просто новых особо не подкидывайте.
— Договорились.
Из кабинета прокурора мы вышли под звуки «Летки-енки»: «Как-то ночью по пустой дорожке…» Ребенок, забравшись с ногами на стул, увлеченно читал спецдонесение, валявшееся на столе у Зои, завканцелярией: «Труп неизвестного лица был обнаружен на чердаке под строительным мусором в состоянии сильных гнилостных изменений…»
— Юрист подрастает, — сказал Синцов, кивнув на Гошку. — Ребенок, ты хочешь быть юристом, как мама?
Гоша поднял голову и серьезно посмотрел на него:
— А есть у вас такая работа, чтобы на трупы не выезжать?
— Есть, — сказала я, — сколько угодно: судья, адвокат, помощник прокурора…
— Тогда хочу, — ответил Гоша.
— Скажи мне, Синцов, — спросила я, подняв Гошу со стула и застегивая на нем куртку, — чем объяснить, что я, дурочка, вместо того, чтобы плюнуть на тебя и на пять нераскрытых убийств и заняться личной жизнью, за что меня никто не осудит, так вот, я вместо этого прусь сюда в выходной, соглашаюсь взвалить на себя кучу лишних дел, да еще (и радуюсь при этом?
— Тем, что ты дурочка, — сказал Синцов мне на ухо. И я обрадовалась еще больше.
— У тебя пожрать есть? Здравствуй, Маша! — приветствовал меня мой друг и коллега Алексей Евгеньевич Горчаков, входя утром в понедельник в мой кабинет.
— Леха, день еще только начался, а ты уже голодный. Тебя что, Ленка завтраком не кормит?
— Кормит, — ответил он, не моргнув глазом. — Но уже сорок минут после завтрака прошло. Так у тебя есть сегодня бутерброды?
С этими словами он начал рыться у меня в сумке, стоящей под вешалкой.
— Леша, ты уже совсем! — Я подбежала к нему и выхватила у него из рук сумку.
— А что такого? Я только съестное поискать, а больше ни на что и не смотрел. И даже прокладку с крылышками не заметил, которая у тебя валяется рядом с кошельком. Хоть бы в косметичку убрала.
— Что еще скажешь, чудовище?
— Вот сразу и чудовище! Никто меня не понимает… Ленка тоже орет, что я столько не зарабатываю, сколько ем… А я — мозг, а мозг надо питать…
— Бедненький! — Я подошла к Горчакову, развернула его к зеркалу, висящему у двери, и, приподнявшись на цыпочки, погладила торчащие во все стороны вихры. — Ты на себя в зеркало смотришь?
— А что? — Горчаков выкрутился из-под моей руки и стал тревожно вглядываться в свое отражение.
— Ты уже в свое отражение не помещаешься, — ласково сказала я.
— Да и фиг с ним, — задумчиво ответил Горчаков. — Чего я в нем не видел… Слушай, а у тебя лишних котлеток дома не остается? Или там супчика? Принесла бы на работу, коллегу подкормить…
— Нет, Леха, не остается. Я теперь почти и не готовлю.
— Не для кого?
— Ага. Я сама дома почти не ем, худею, ребенок мой ест редко и избирательно. Блинчики ему сделаю или бульон сварю, и больше ему ничего не надо.
— Да, — вздохнул Лешка, — жалко все-таки, что вы с Александром разошлись. Такая пара была… Ленка до сих пор переживает.
— Бывает, Леша. Но мы же остались в хороших отношениях.
