— Конечно, — продолжала я канючить, — как в Торфяновку меня тащить, под пулеметы, так будь любезна, а как что-то интересное, так нельзя… Ладно же, Андрюшенька!
Испугавшийся Синцов немедленно дал согласие взять меня вечером в тюрьму, получив от меня торжественное обещание никому и ни при каких обстоятельствах не колоться, что он мне разрешил участвовать в этом мероприятии.
В специально оборудованной комнате следственного изолятора нас снабдили соответствующей аппаратурой, и мы около часа слушали стуки, грюки, похрустывание, шелест и откровенные зевки. Потом, судя по звукам, открылась и закрылась дверь, прозвучали какие-то непонятные слова — это в камеру привели Карасика. И тут начался разговор.
Человек Андрея представился и попросил вошедшего назвать себя. Но Карасик не спешил себя называть. Судя по глухому стуку, он то ли упал на пол, то ли бросился перед Авторитетом на колени.
— Батя, — сказал Карасик, — ты человек авторитетный, достань мне дозу героина.
— Ты что, охренел, парень? — строго спросил Авторитет. — В нашей хате не употребляют.
— Да я не для кумара, — пояснил Карасик. — Достань мне дозу, чтобы я ширнулся и помер. Я хочу с собой покончить.
— У тебя как с головой? — спросил Авторитет. — Манечку поймал, что ли?
(Я тихо спросила Андрея, что такое «манечка»? Андрей объяснил, что это — идея-фикс, мания.)
— Плохо у меня с головой, батя, — тут же признал Карасик. — Я молчать не могу и говорить не могу. А мне все равно не жить. Один выход остался, пока меня на кусочки не разрезали, самому покончить с жизнью.
— Так ты расскажи, в чем твои проблемы, — вкрадчиво посоветовал Авторитет, — а мы вместе и решим, может, тебе помочь можно?
— Не могу. Мне мои проблемы ночами снятся, я жить все равно не хочу. Достань «чек», а?
— Нет, парень, и не проси, — твердо ответил Авторитет. — Расскажи, в чем дело.
— Не буду я рассказывать, не могу. Если начну, то не остановлюсь и ментам все выложу. Если не хочешь мне «геры» дать, я повешусь.
В камере воцарилось молчание.
— Ну вешайся, — после паузы сказал Авторитет, и в камере снова стало тихо, только что-то шуршало.
Через некоторое время раздалось покашливание, судя по определенным признакам, — Авторитета. Карасика вообще не было слышно. Потом покашливание стало откровенно демонстративным («Кха! Кха!»), и Андрей, бросив аппаратуру, выбежал из кабинета.
Вернулся он через полчаса и рассказал, что Карасик действительно пытался повеситься. Авторитет же оказался в дурацком положении, поскольку по понятиям не имел права мешать ему повеситься и никак иначе, кроме как кашлем, не мог дать понять, что происходит в камере. Карасика в тяжелом состоянии отвезли в медчасть. Синцов сказал, что вешаться надо не Карасику, а ему, Синцову, поскольку он сегодня выиграл конкурс на самого безмозглого опера земного шара и окрестностей. Я, как могла, его утешала и предложила, чтоб он отвлекся от мрачных мыслей, срочно снять с Карасика одежду на микрочастицы.
На следующий день с утра я отвезла одежду Карасика криминалистам, специализирующимся по следам микроналожений, уже зная, что в слепок следа обуви, изъятого из подвала, где был обнаружен труп Жени Черкасовой, идеально вложился башмак, изъятый Синцовым с места жительства Карасика. И Карасика же палец нашелся на кассете от «Полароида», подобранной мной в парадной, где убили бомжиху. Честно говоря, я и сама не особо рассчитывала на эту кассету, так, подобрала на всякий случай, и даже не изъяла в соответствии с процессуальным порядком, о чем теперь горько пожалела. Ладно, оформим ее изъятие, как положено, пойдем на маленький служебный подлог.
Значит, Карасик. Но теперь ни его, ни его подельника не спросишь, зачем они убивали женщин. По чьему приказу и кто был с ними третьим, судя по заключениям медиков о том, что бомжиху, Погосян и Черкасову убивал еще кто-то…
На следующий день я через Синцова получила посылочку от московских оперов с флаконом туалетной воды, изъятой в квартире Антоничева. И отправила ее на дактилоскопию для сравнения с кровавым отпечатком пальца, обнаруженным Горчаковым в парадной, которую он осматривал. Если я права, и борьба происходила между Антоничевым и переодетым парнем, и оба были ранены, то отпечаток принадлежит либо одному, либо второму. Но эксперты, прямо при мне посмотрев на отпечатки, сказали — нет, этот кровавый след оставлен ни Антоничевым, если, конечно, на флаконе с туалетной водой его отпечаток, ни человеком, чей труп был обнаружен в субботу.
— Ничего не понимаю, — пожаловалась я. — Только-только у меня в мозгах начало что-то выстраиваться, и опять насмарку. Может, вы плохо посмотрели?
— Неудачная шутка, — мрачно сказал мне криминалист. — Посмотри сама.
Он подвинул ко мне фотографии следов с двери парадной и следов пальцев наших фигурантов.
— Вот, смотри: в общем строении узоров — полное сходство. Зато есть существенные различия в деталях папиллярных узоров. И с этим ничего не поделаешь.
— Это у кого сходство? — подозрительно спросила я, изучая фотографии папиллярных узоров, размеченные экспертом красными стрелочками.
Эксперт завел глаза к небу, сетуя на тупость следователей, которые воображают себя великими криминалистами и не доверяют криминалистам, а сами плохо себе представляют, что такое дактилоскопия и с чем ее едят. Он ткнул мне пальцем в несколько стрелочек и поинтересовался, отстану ли я от него наконец.
— И не надейся, — сказала я. — На чьи отпечатки похож этот кровавый след? Эксперт терпеливо вздохнул:
— На отпечатки с флакона парфюма. Кстати, приличный парфюм.
— Значит, на отпечатки Антоничева. Все-таки похоже.
— Я же тебе сказал, — словно дауну, стал разъяснять эксперт, — не дам заключения об идентификации, одного сходства в общем строении мало.
— Послушай, а кто делал фотографии?
— А что? — покосился на меня эксперт. — Тебе качество не нравится?
— К качеству претензий не имею, — успокоила я его. — А негативы у тебя есть?
— Я их уже в конвертик упаковал, — заволновался эксперт. — И надписал. Чего тебе надо? Я не буду их распаковывать.
— Будешь, как миленький. Или мне сразу идти к начальнику?
— Ага, прищурилась. Ну ты и стерва, Швецова, — заныл он. — Сама потом упаковывай.
— И не подумаю. Открывай.
— Ну ты и зараза… И так все бросили свои экспертизы и только на тебя работают…
Эксперт со стоном разорвал конвертики с негативами, которые он успел не только заклеить, но и присобачить к-фототаблице, сопровождающей его заключение.
— Давай-ка, негативы сравни, — попросила я, испытывая некоторую неловкость из-за того, что мне приходится эксперта учить его работе.
— Зачем негативы-то?
— Слушай, проведи со мной ликбез, — сказала я дипломатично. — Расскажи, чем образуются следы пальцев рук на поверхностях.
— Вот это другое дело, — оживился эксперт. — Слушай и запоминай. Руки человека постоянно покрыты потожировыми выделениями, которые при контакте с поверхностью и оставляют на ней след, соответствующий рельефу папиллярных линий.
— Подожди, — уточнила я, — а что такое папиллярные линии?
— Ну, Швецова, — изумился он, — ты и этого не знаешь? А туда же…
— Отвечай.
— Значит, так, папиллярные линии — это такие гребешки на коже. Возвышения такие.
— Минутку. Значит, следы пальцев остаются при контакте в первую очередь этих возвышений с поверхностью?
— Ну-у… да, — признал эксперт.
