большинство присутствующих тоже разбились на пары и ничего вокруг себя не замечали. За столом сидели самые стойкие к водке и неуязвимые к любви ребята.
До рассвета надо было снова преодолеть проволоку, но уже в обратном направлении. Все прошло без приключений. Разве что брюки и ботинки были измазаны липкой грязью.
В ту ночь по части дежурил Костя Камплеев. Он понимающе оценил наш внешний вид, улыбнулся и насмешливо спросил:
— Ну что, товарищи офицеры, «откобелировали» новогоднюю ночь? Приводите себя порядок и идите отсыпаться. А тебя, Валентин, чего туда понесло?
У меня с Камплеевым были хорошие доверительные отношения. Добрый товарищ и неутомимый выдумщик, он был способным в учебе и прагматичным в деле человеком. Умел внимательно слушать собеседника, направлял своими ироническими замечаниями разговор туда, куда ему хотелось, и делал неординарные выводы.
Я все еще находился под впечатлением встречи с Раечкой, но внутреннее беспокойство стал уже снова ощущать. Мне необходимо было с кем-либо поговорить. Лучшего собеседника, чем Костя, нельзя было и желать.
Когда все разошлись по комнатам, я подсел к нему за столик и без предисловий выпалил:
— Костя, я собираюсь жениться…
— Нам еще этого не хватало! И на ком же, позвольте у вас спросить?
— На Раечке-официантке. Завтра иду к Князеву за разрешением…
— Да, случай — клинический, надо — лечить. Какие обстоятельства и причины заставляют тебя вступать в брак? Вдумайся в это слово — брак!
— Никаких причин, кроме собственного желания, нет.
— Тогда это еще — не смертельно. Слушай меня, Вишневский, внимательно. Во-первых, нет никакой необходимости именно сейчас жениться. Во-вторых, эта Раечка тебе через месяц так надоест, что ты на стенку полезешь. О чем ты будешь с ней говорить? О борщах? Чем она, кроме — накормить и обогреть, может тебя порадовать? В-третьих, у тебя впереди этих Раечек будет великое множество, а ты, еще не выскочив из одной клетки, лезешь по дурости в другую. Опомнись, Валентин, иди проспись и перестань даже думать о женитьбе. К Князеву он, видите ли, пойдет. Я бы сказал, куда тебе надо пойти, да воспитание не позволяет, — решительно закончил разговор Камплеев.
Странно, но слова Кости меня не только не обидели, но даже принесли успокоение. Утром Камплеев не преминул снова возвратиться к этой теме, но это уже было лишним. Эту историю я вспомнил для того, чтобы показать атмосферу той неуверенности и неопределенности, в которой мы находились и благодаря которой готовы были на любые непродуманные действия.
А Раечка вышла замуж за хозяйновитого племянника из Джанкоя, уехала из поселка, и следы ее потерялись для меня навсегда.
Занятия подходили к концу, на носу были экзамены, но никаких разговоров о нашей дальнейшем службе ни Князев, ни преподаватели не вели. Чувствовалось, что они сами были в неведении и поэтому избегали лишних разговоров.
Количество занятий и их продолжительность резко сократились. Некоторые дни были вообще свободные. Рабочий день часто был занят всего часа три в первой или во второй половине дня. Нас никуда не торопили и, казалось, тянули время, как тянут его в конце футбольного матча.
Неопределенность породила апатию и снижение дисциплины. Все чаще можно было увидеть курсантов, лежащих на кроватях даже в светлое время суток, чего раньше никогда не было. Участились прогулы занятий и посещения медсанчасти. На самоподготовке играли в настольный футбол монетами, спичечными коробками. По вечерам процветал преферанс.
В эти дни сборы и весь гарнизон потрясла неожиданная трагедия. Когда мы ехали на объект 77, наш автобус на большой скорости столкнулся с бортовой машиной, перевозившей группу аэродромных военнослужащих. От столкновения в кузове машины погибли два человека — лейтенант и солдат. В автобусе несколько курсантов отделались ушибами и порезами стеклом. Смерть двух человек произвела на нас тягостное впечатление. И командование, и мы чувствовали за это трагическое событие какую-то вину.
Среди всего личного состава курсов была собрана довольно большая сумма денег, которую использовали во время похорон. С погибшими прощались сначала в Доме офицеров, а потом их увезли хоронить в родные места.
Однажды Князев сообщил, что генерал Чернорез едет в Москву, в Центр, где среди прочих вопросов будет решаться вопрос о нашем будущем. Все с нетерпением ждали возвращения генерала.
И вот, всезнающий и всегда осведомленный больше всех, Камплеев таинственно сообщил, что сегодня Князев собирает всех командиров на совещание. Скоро мы узнаем, что нас ждет впереди и, главное, будем мы здесь после Нового года или нет.
Вечером в кабинет Князева отправился и наш командир Виктор Бахарев. Все мы собрались в одной из комнат гостиницы и ждали сообщений.
— Уже 45 минут сидят, — заметил Володя Кузнецов.
Через какое-то время он добавил:
— Полтора часа прошло. О чем можно так долго говорить?
— О чем, о чем? О том, что нужно повысить качество обучения, серьезней относиться к работе, укрепить дисциплину и поднять политико-воспитательную работу на более высокий уровень, — съехидничал Виктор Караванский.
В ответ на это явное издевательство кто-то огрел его подушкой по голове. Завязалась, обычная в таких случаях, возня. На какое-то время ожидание сменилось спортивной борьбой.
Бахарев пришел через два с половиной часа.
— Ну что? — спросил Кобыляцкий.
Виктор мрачно осмотрел собравшихся, неспеша закурил и сказал:
— Что? Ничего хорошего. Сборы продолжатся еще на один срок. Будем овладевать специальностью № 2 — электриков. Учеба будет в полном объеме — со всеми проигрышами, снаряжением, подвеской и экзаменом. А экзамены по нашей специальности начнутся в начале января. После этого — возможно отпуск. Но самое неприятное то, что свободного выхода за пределы гарнизона по-прежнему не будет.
То, что мы задержимся на полигоне, уже давно витало в воздухе и было принято, хотя и без радости, но и без особого негодования. Служба есть служба. А вот закрытый выход убил всех наповал.
— Нет. Надо отсюда убегать, — мрачно сказал Магда. — Ничего хорошего из этого не получится.
И без того пошатнувшаяся дисциплина стала падать еще стремительнее. Особенно это ощутили те, кто отвечал за наш морально-политический уровень: Шашанов, Шаронов, а позже — и сам генерал Петленко.
Командир сборов подполковник Князев, видимо, понял, что они перегнули палку, и через два дня приказ о закрытом выходе был отменен. Выезжать за пределы гарнизона разрешалось, но с обязательным оформлением пропуска.
О причинах продления учебы никто из командиров ничего не сообщал. Но наиболее демократичные и доступные преподаватели — Хихоль и Фомин — в разговорах осторожно высказали такое предположение. Нас готовили для работы на вновь строящихся объектах, разбросанных по всей территории Советского Союза. Задержка выпуска новых специалистов связана, скорее всего, с тем, что места нашей будущей службы еще не готовы к приему пополнения.
Это предположение позже подтвердилось. Когда мы разъехались по арсеналам и ремонтно- техническим базам, уже на местах мы убедились в его справедливости.