– «Сибирь», я нашел их! – Голос Кокшина сечется от ощутимого даже по радио страха кружащей рядом смерти.
– Сколько их?
– Их тут до х…, командир!
Что ж, в бою не место воспитывать чистоту русского языка, но беспокоит паника – если, не дай Бог, ребята побегут, боевики перестреляют их, как кур.
– Успокойся, «Аврора»! Доложи, сколько их и район местонахождения. У тебя есть раненые, потери?
Но в ответ в динамике лишь сдавленное от перебежки дыхание, автоматная очередь и только потом:
– У них порядка тридцати стволов. У меня двое раненых. Находимся на повороте реки, метров 700 до слияния Керего с ручьем, позиция невыгодная, блин, они выше и лупят так, что головы не поднять.
– Держись, направляю группы на помощь.
Но группы уже и сами услышали бой, по очереди доложили о готовности и двинулись на грохот автоматных очередей – пошли убивать и умирать.
– «Сибирь», я «Памир», вступил в бой.
– «Сибирь», я «Ворон», вступил в бой.
– «Сибирь», я «Корона», выдвигаюсь, еще немного – и будем на месте.
Именно здесь, в бою втройне приятно слышать эти спокойные, сильные голоса и знать, что твои офицеры понимают тебя с полуслова и знака.
Но что кроется за фразой «вступить в бой» – в «зеленке», на резко пересеченной местности, на скользких, обрывистых склонах? Тут не годится обычная тактика, когда атака ведется цепью под прикрытием бронетехники. Дальность огневого контакта не больше 20 метров, дальше ничего не видно. Управлять в такой ситуации можно лишь десятком бойцов, не больше. Остается медленное, аккуратное движение вперед, а броски только на открытых полянках и обязательно заходя на противника сверху вниз. Потому что сверху лучше обзор, и двигаться на противника легче сверху, и гранату можно бросить, не рискуя, что она покатится на тебя.
Группы плотно сжимают «чехов» в кольцо. Однако обколотые транквилизаторами боевики с криками «Аллах акбар!» бросаются в одну атаку за другой – им нечего терять, они же смертники.
И теперь он обязан личным примером поддержать своих.
Медленно, шаг за шагом он вместе с бойцами движется вперед и вниз, стволы на изготовку, патрон в патроннике, автомат с предохранителя снят. Держат интервал метра два-три, чтобы видеть друг друга и дабы не вылез никто вперед, попав под свои же пули. Прошли десяток метров, взмах руки командира, остановились, осмотрелись. Еще один взмах, и молча, без всяких команд – еще десять шагов по «зеленке». Впереди шум, шелохнулись кусты – замерли, упали за деревья. Вверх, роняя пену с губ, ползут два «чеха». Без команды – огонь! Два трупа. Снова десять шагов вперед, Вахренев на ходу осматривает еще теплые трупы, вытаскивает документы и боеприпасы, отмечая про себя – классные ботинки, нам бы такие. И снова впереди шум, еще одна группа «чехов». По движению в «зеленке» он с высоты своего метр девяносто определяет – трое. Молча показывает три пальца соседям и знаками распределяет двоих, а себе оставляет среднего.
Но и «чехи» – профи. Крайний справа начинает густо чесать «зеленку» пулеметом. 7,62-миллиметровые пули величиной с огурец рвут листья прямо над головой. Ребята вжались в землю, жить хочется всем. Секунда затишья, затем бойцы осторожно выглядывают из-за деревьев и буквально в трех шагах от себя видят здоровенного боевика с гранатометом. Крик «Аллах акбар!», вспышка, удар! Это боевик в упор выпустил противотанковую гранату и под прикрытием пулемета тут же бежит обратно. Оглохшие и ослепшие, они провожают его неприцельными очередями автоматов. Но именно по этим их автоматам тут же и заработал третий «чех» – снайпер, который грамотно высматривает, не выпадет ли из-за укрытия раненый, не высунется ли в горячке боя командир или кто-нибудь еще. Пули снайпера ложатся впритирку, от них тоненькое дерево над Вахреневым вот-вот рухнет. Толково, ничего не скажешь. Но и мы не лыком шиты, «Аллах акбар!» кричать не будем, зато метнем по гранате – как вам, господа, «Ф-1» или «РГО» с двухсотметровым радиусом разлета осколков?
Грохнули взрывы, и вот уже ДШМГ расстреливает оглушенных «чехов».
Но – первая потеря.
– «Сибирь», я «Ворон». Потерял бойца, – докладывает Дима Бабошкин.
– Осмотрись, поищи рядом, без него не двигаться.
– Я в плотном огневом контакте, но сейчас попробую.
Однако поиски безуспешны, и только позже, после боя они нашли его – рядового Донцова. И ясно восстановили картинку боя. Он получил пулю в живот и, не пикнув, замаскировавшись в плотном кустарнике, продолжал вести огонь. Он просто истек кровью и не смог ползти вперед, когда группа, медленно атакуя, ушла ниже на «духов». Он погиб смертью храбрых! Вечная слава герою!
Через пять – пять! – часов боя плотно окруженные «чехи» потеряли выдержку и стали небольшими группами рваться в разных направлениях, чтобы просто остаться в живых. Однако и у группы Вахренева уже не хватало сил добить их.
– «Сибирь», я ранен в голову! – доложил начавший этот бой Серега Попов, вахреневский земляк с Алтая, двухметроворостый умница и красавец. И сколько Вахренев ни надрывался у радиостанции, на вопросы больше не отвечал. А затем на связь вышел солдат из группы Попова – санинструктор Ринат Гафуров:
– «Сибирь», начальник «двухсотый» – пулевое в голову. И еще двое раненых в нашей группе.
– Укрыть тело, раненым оказать помощь, и аккуратно выходите из боя.
Но выйти из боя им не дали. Тот же снайпер, который застрелил Попова, при попытке приближения к его телу убил еще двух – Рината Гафурова и Алексея Мырлаева. Так и лежали потом трое наших ребят рядком, как будто обняв друг друга в попытке закрыть от смерти. Только на следующий день ребята достали этого снайпера и злобно пинали его труп, не в силах убить его еще и еще раз.
– «Сибирь», старший тяжело ранен. Пулевое ранение – похоже, задет позвоночник. Пытаемся помочь.
Старший – это подполковник Ладыгин. Опытный снайпер специально не добивал его, хотя раненый офицер лежал на открытом месте. Кровь фонтаном била из открытой раны на груди, перебитый позвоночник не позволял двигаться. Снайпер ждал, когда солдаты из группы пойдут на помощь командиру. И они пошли. Под прицельным огнем, прикрывая друг друга, они сумели достать и убрать снайпера, но помочь командиру уже не успели – Ладыгин умер от потери крови.
…К вечеру, когда пошел дождь, они уничтожили пятнадцать «чехов», но остальные и не думали сдаваться. А ночью бой опасен не только тем, что покров темноты дает противнику возможность скрытных и внезапных действий, но и риском самим потеряться в диких горных расщелинах, сорваться в пропасть или в нервном напряжении расстрелять своих же людей, обознавшись в темноте.
– Я «Сибирь»! Приказываю всем выйти из «зеленки», занять оборону по ее периметру.
Замысел был прост – вывести всех из «зеленки», а потом ударом артиллерии по квадрату смешать эту «зеленку» с землей вместе с боевиками, долбанув туда пару сотен 152-миллиметровых снарядов.
Однако команду выполнили все, кроме Кокшина. Руслан доложил, что выйти не сможет, поскольку у него двое раненых, а над ним сидят «чехи», и при попытке выхода он может нарваться на пулеметную очередь, потерять половину группы. Что же, в его словах есть резон, с такими потерями никакая победа не будет оправдана. Хотя – смотря с чем сравнивать. Если хоть треть этих «духов» прорвется в мирный город к школе с детьми, то потери пойдут совсем другие…
Но артобстрел пришлось отменить. И ждать. Ждать в шепоте дождя и в полной темени, зная, что там, на склоне, где весь день шел бой, лежат холодные тела пограничников. Ждать, гадая, где и как «чехи» попытаются перегруппироваться, чтобы пойти на новый прорыв.
Опасная тишина.
Заняв удобные позиции, бойцы тихонько чистят перышки. Война войной, но не мешает подкрепиться. Правда, лишь сухим пайком, и обсушиться уже не получится. Огонь развести – себе дороже. Курят втихаря, продев сигарету сквозь дырочку в форменной кепке, – только так тлеющий огонек не окажется на галочке
