справедливо; но человек велик именно в той мере, в какой он превозмогает обстоятельства. Лишить его этой способности преодолевать препятствия, значит умалить его, задушить, значит отрицать самую возможность прогресса в его жизни.
Перекладывая всю ответственность за поступки детей на их родителей, Кайатт и Спаак оставляют проблему нерешенной... «Точно так же можно было бы доказать, что поступки старшего поколения в свою очередь были предопределены предшествующим, и так далее»[364]. Так исходное положение об ответственности оборачивается положением о предопределенной безответственности.
В плане социальном еще один факт опасно смещает перспективу, намеченную Кайаттом. Война в Корее не вызвала во Франции такой паники. А если и была паника, так только среди «паникеров». Значит, перед нами снова частные случаи.
Каждый фильм Кайатта при анализе обнаруживает серьезные слабости в тех аргументах, которые на первый взгляд казались весьма убедительными. То же самое можно сказать и о персонажах. Если они еще могли показаться нам полнокровными в «Перед потопом», то в «Черном досье» они настолько схематичны, что никакие самые искусные ухищрения авторов не могут нас убедить в их жизненности.
«Продолжая думать об аргументах, развивавшихся в «Деле Сезнека», мы с Шарлем Спааком решили написать вымышленную историю, которая позволила бы нам поднять проблему воспитания. Так родилось «Черное досье».
Это не фильм, доказывающий заданное положение, это рассказ, который развивается по своим законам. Мы излагаем перед зрителем факты и показываем их последствия. Пусть он сделает из них свои выводы.
Весь фильм фактически держится на одном персонаже. Персонаж этот необыкновенно интересен, он самый парадоксальный из всех, какие только можно вообразить: это тог, о ком король Луи-Филипп сказал в свое время: «Самый могущественный человек во Франции не я, а судебный следователь... » Недавно президент Венсан Ориоль повторил этот афоризм, сохраняющий свое значение и поныне.
Кто же он, этот персонаж? Как это обычно бывает, он молодой человек 24 лет, который появляется в один прекрасный день в каком-нибудь провинциальном городе и приобретает там огромную власть при очень незначительных средствах. Вскоре он увязает в «расследуемом» деле, чувствуя, что не может ни довести его до конца, ни прекратить. Такова история моего героя, которая породила целую серию катастроф, а ему самому в конце концов не оставалось ничего другого, как спасаться бегством... »
Так Андре Кайатт изложил нам сюжет и замысел «Черного досье». И на этот раз его начинание было и смелым и полезным. Подробный рассказ режиссера убедил нас в подлинности не интриги, а тех фактов, на которых она строится. «Радио-Синема» так излагает их, анализируя содержание фильма: «Личность молодого следователя и его неблагоразумие в какой-то мере повторяет историю того следователя из Гонфлера, который, устав проводить «расследования» на велосипеде или пешком, выдал векселя, чтобы купить мотоцикл. Не имея возможности оплатить эти векселя, он попадает в руки шантажистов, которые довели его до самоубийства.
История с бокалами в «Черном досье»? Вы могли прочитать в газетах, что некто Да Сильва из Биаррица обвинялся в отравлении своей жены на том основании, что при вскрытии в ее внутренностях было обнаружено слишком большое количество спирта; в действительности же Да Сильва оказался жертвой подобной же судебной ошибки: помощник фармацевта, которому из экономии поручили вскрытие, считал, что нужно эти внутренности хранить в спирте.
Что касается методов работы полиции, соперничества двух полицейских органов и т. д., то множество недавних процессов (например, дело Марти, которое, впрочем, не могло послужить материалом для фильма, поскольку оно разбиралось, когда уже шли съемки) доказывают более чем убедительно, что все это соответствует печальной действительности.
Для Кайатта «Черное досье» было не проблемным фильмом, а констатацией ряда фактов, самым важным из которых был тот, что «французские судебные работники плохо оплачиваются, а посему плохо отбираются, и плохо подготовлены к выполнению своих многотрудных задач».
Чтобы обосновать это положение, Андре Кайатт снова нагромождает факты, которые, будучи сами по себе правдивыми, в совокупности производят впечатление фальши. Чтобы поразить зрителя, зажечь его и перетянуть на свою сторону, для режиссера все средства хороши и в особенности наиболее действенные, а это значит — самые грубые. Линия, начатая фильмом «Правосудие свершилось!», проводится все энергичнее. Свой фильм «Черное досье» Кайатт превращает в ряд эффектных сцен, в которых все рассчитано чуть ли не с садистским хладнокровием и направлено к тому, чтобы вызвать у зрителя негодование. Но автору удается при этом добиться только того, что мы соглашаемся с ним, но это согласие очень напоминает «признания», которых добиваются полицейские от невиновных. И стоит нам избавиться от подобного давления, как мы торопимся отречься от того, что говорили.
И тут мы обнаруживаем, что связь между сценами, назначение которых — потрясти зрителя, произвольна, что увлеченные замыслом авторы потеряли нить интриги. После того как обрисованы характеры и уточнены факты, связь ослабляется, черты искажаются. Мы чувствуем, что были обмануты в отношении содержания в тот момент, когда нас подавили формой.
Сами персонажи, сохранившие подлинные имена и ставшие «типами» (что, по-видимому, указывает на желание авторов создать социальную картину в духе Золя), утрачивают свою человечность. Характерный стиль режиссера, который нас пленял, теперь кажется нам неоправданным и даже искусственным. На этот раз авторы проиграли партию потому, что пытались ее выиграть во что бы то ни стало. Они нас потрясли, привели в смятение, но не убедили. И если в «Правосудие свершилось!» и в последующих фильмах они заставляли нас задуматься, то теперь мы уже отказываемся продолжать спор.
Является ли неудача «Черного досье» неудачей фильма или крушением целой системы? Если цели, преследуемые Андре Кайаттом, чужды искусству, значит ли это, что они запретны для кино? Совершенно очевидно, что его творчество требует особого подхода и должно рассматриваться в совсем иной перспективе. Но обеспечить такой подход и открыть эту перспективу можно только с помощью особой выразительности. Произведения Кайатта так же не могут уйти от законов, диктуемых искусством, как «случаи», при помощи которых автор хочет разъяснить свою проблему, не могут избежать «художественности». Значит, авторы сами виновны в том, что, по-видимому, отталкивают от себя зрителя. Провал «Черного досье» показал уже совсем наглядно несостоятельность их метода, с помощью которого до сих пор можно было успешно обманывать зрителя; но при злоупотреблении этим методом, и особенно при повторных возвратах к нему, он перестал оказывать свое воздействие. Мы видим, что такая «манера», распространяющаяся на построение и средства выразительности, не есть стиль. Вместо того чтобы при повторах утверждать себя, она сама себя уничтожает.
Андре Кайатт всегда отрицает, что он выступает в своих фильмах как адвокат. А между тем так оно и есть. И как защитительная речь его произведения могут быть блестящими, волнующими, убедительными, но они неизбежно фальшивы по самому своему принципу, который заключается в том, чтобы служить своей задаче, а не стремиться к истине. Могут сказать, что эта форма хотя и не имеет отношения к искусству, зато отвечает поставленной цели. Это возражение во многом справедливо. Шумные отклики во Франции и за границей, вызванные фильмами, о которых мы сейчас говорили, дискуссии, полемика, доклады, даже парламентские дебаты и реорганизация некоторых судебных органов, явившиеся следствием того, что были поставлены эти вопросы, значат больше, чем художественная ценность этих фильмов. Если смертная казнь отменена или по крайней мере применяется гораздо реже, что для Кайатта критика его произведений с позиций искусства?! Он выполнил свою задачу, достиг поставленной цели.
Это, конечно, факт бесспорный. Но и он вызывает самые серьезные оговорки. Если проблема ложна, если правде не отдается должного уважения, кто убедит нас в том, что дело было справедливым, а намерение авторов искренним? Проблемный фильм — это явление пропагандистского кино. Мы вступаем на самый опасный путь. Если речь идет лишь о том, чтобы убеждать, то в чем же заслуга художника?
Мы видели на примере «Черного досье», что метод Кайатта несостоятелен и в плане чисто кинематографическом. Зритель не терпит, когда ему слишком долго что-то навязывают. Он позволяет себя уговорить только методом убеждения. Режиссер должен привлечь его на свою сторону, но не завоевать его. Андре Кайатт и Шарль Спаак это поняли. Вот почему, надо полагать, «Черное досье» представляло собой уже «историю», то есть обладало сюжетом, иллюстрировавшим определенную проблему, а не выражавшим
