налогов на экспорт газа… Банк «Престольный» назначить правительственным агентом по сбору налогов в Сибири… Банк «Коммерческий» назначить правительственным агентом по сбору налогов в южных регионах… «Бере-банк» назначить агентом по…
— И это я подпи…
Сорок миллиардов долларов, четверть национального бюджета страны, составляют только его, личные налоговые освобождения. Шестьдесят процентов налоговых средств в руках частных банков…
Президент посмотрел на стоявшего в стороне маршала Сос Кор Цынья.
— Иди сюда, — позвал президент.
Маршал не двигался.
— Лучше иди сюда, сука, — не повышая голоса, повторил президент.
Маршал, побледнев, сделал несколько шагов к его столу.
— Ближе, — приказал Ель Тзын.
Маршал сделал еще шаг.
— Ближе, я сказал.
Маршал подошел к нему совсем вплотную.
Президент своей крупной беспалой рукой взял его за галстук и с силой навернул этот галстук себе на кулак — так, что разом покрасневшее лицо Сос Кор Цынья оказалось на уровне его коленей.
— Сколько ты берешь за мою подпись, сука?… Молчи, бля, пока я тебя не убил!… Значит, так… — Президент чуть ослабил удавку и повернулся к министрам: — Сколько мы должны шахтерам?
— Три с половиной триллиона рублей, — поспешно сказал Я Син, министр экономики.
— В долларах! — потребовал президент. — В триллионах не понимаю.
— Семьсот миллионов долларов, — объяснил Ли Ф Шин, финансовый гуру президента.
— Так вот, — президент снова затянул галстук-удавку на шее уже хрипящего Сос Кор Цынья. — Через три дня принесешь эти деньги. Или я тебя удавлю вот этой рукой. Все! Пшел вон!
И — ногой отбросил от себя почти бездыханного маршала, тот мешком рухнул на ковер президентского кабинета.
— Все свободны! — объявил президент министрам.
И в тот же вечер в телевизионном обращении к стране сказал:
— Дорогие россияне! Сограждане! Я изучил бюджет и нашел, где взять деньги на погашение государственных задолженностей по зарплатам. Я даю вам свое крепкое президентское слово, что через пять дней шахтеры получат зарплаты, учителя начнут получать зарплаты и даже пенсионеры получат пенсии…
Но шахтеры Сибири не верили ни одному его слову и плевали в экраны.
И учителя Поволжья не верили ему и крыли его пятиэтажным матом.
И пенсионеры не верили ему и на полуслове выключали телевизоры.
И даже дети рисовали на его портретах непотребные рисунки и писали матерные частушки.
Но он собирался удивить их и впервые за пять лет своего президентства выполнить свое крепкое слово.
34
— У вас багаж — больше тридцати кило! За каждое кило перевеса — процент от стоимости билета! — сказала дежурная хабаровского аэропорта.
Александра захлопала глазами, соображая: билет от Хабаровска до Москвы — миллион шестьсот тысяч рублей и, следовательно, за каждое «кило перевеса» — сколько? Шестнадцать тысяч? Или сто шестьдесят?
— Но мы уже платили за багаж на Камчатке! — напомнила ей по-английски двухсоткилограммовая Лэсли Голдман. За две недели поездок по стране и ежедневных восьмичасовых интервью русских «фокус-групп» американцы поразительно быстро научились улавливать смысл почти любой русской фразы.
— Здесь другая авиакомпания, — объяснила дежурная, когда Александра сказала, что они уже платили за багаж в Петропавловске, а здесь, в Хабаровске, у них просто пересадка. — У вас двадцать кило перевеса, триста двадцать тысяч рублей. Будете платить или я вас снимаю с рейса?
— We'll pay! Платить! — сказал Патрик Браун, спиной и локтями сдерживая напор толпы пассажиров, скопившихся в хабаровском аэропорту за пять дней нелетной погоды. В своих светлых надутых куртках и таких же сапогах он и Лэсли Голдман выглядели заморскими пингвинами среди этой толпы сибирских лесорубов, нефтяников, толкачей, челноков и старателей, одетых в кожухи, меховые полушубки и китайские ватные куртки.
Александра нехотя отсчитала триста двадцать тысяч рублей, это были последние командировочные деньги, и ей жаль было тратить их на перевозку дурацких сувениров, которые американцы тащили с собой с Курильских островов и Камчатки — огромные, как слоновьи уши, ракушки, сушеная морская капуста и в бутылках из-под кока-колы — «живая вода» из Долины гейзеров.
— Может, хоть ракушки оставим? — спросила она у Лэсли.
— Ни за что! — сказал Браун.
И только после проверки паспортов, когда обнаружилось, что весь этот багаж им придется самим тащить в самолет, американцы приуныли:
— Oh, God! Неужели тут нет грузчиков?
— В нашей стране еще нет слуг, мы только что из коммунизма! — усмехнулась Александра и следом за остальными пассажирами волоком потащила свою сумку по заледенелому летному полю к стоявшему вдали «Ту-154».
— Shit! — сказал Браун и последовал ее примеру.
— Fucking Siberia! — И Лэсли Голдман вытащила из своей сумки килограммов десять ракушек и оставила их в снежном сугробе.
Пряча носы и уши от морозной сибирской метели, пассажиры наперегонки спешили к самолету, тащили, отталкивая друг друга, по высокому трапу свои чемоданы и сумки и спешно занимали места в самолете. Американцы, которые за две недели усвоили уже и эту систему посадки в русские автобусы, поезда и самолеты, запыхавшись и с выпученными глазами, плюхнулись на последние свободные кресла — Лэсли Голдман и Браун в двенадцатом ряду, а Александра напротив них и через ряд — в четырнадцатом. Только теперь, в самолете, они почувствовали, как устали от этой поездки! Но слава Богу — все, они провели сорок шесть интервью «фокус-групп» по всему Дальнему Востоку России и побывали даже у пограничников на военных кораблях, которые до сих пор носят имена коммунистических идолов — «Феликс Дзержинский» и «Сергей Киров». Как объяснили им офицеры, всего два года назад пограничные войска были элитой КГБ, и ни у кого из них нет охоты расставаться ни с этим статусом, ни с этими «славными» названиями, ни с портретами Дзержинского, которые висят во всех казармах, где они побывали.
После двухнедельного постоя в суровых сибирских гостиницах и бессонных сражений с их клопами, злее которых только старые коммунистки без пенсии, Александра, Лэсли и Патрик мечтали об одном — долететь до Москвы и влезть под горячий душ в «Президент-отеле»…
Взревели двигатели за иллюминатором. Стюардесса понесла по проходу блюдо с карамельками — этот милый обычай ясельного возраста авиации еще тоже сохранился в России.
— Просьба пристегнуть привязные ремни и воздержаться от курения!
Только теперь пассажиры самолета решились оторваться от кресел, вскочили и принялись снимать свои куртки, пальто, дубленки и меховые полушубки, заталкивая их в верхние ящики и под сиденья. А раздевшись, немедленно зашуршали сумками, вынимая из них пакеты и свертки с едой и выпивкой. Словно только взлетев над землей, они могли без опаски поесть и выпить. Молодой татарин на соседнем с Александрой сиденье постелил себе на колени газету «Рыбак Камчатки» и стальными зубами впился в палку твердокопченой колбасы. Соседи позади — дебелая златозубая блондинка в укороченном платье и супружеская пара пожилых толстяков — разложили на откидных столиках огурцы, свиное сало, сваренные вкрутую яйца, чесночную колбасу и бутылку «Игристого». Компания геологов за ними тут же достала пиво и карты. Лишь супружеская пара снобов в тринадцатом ряду, перед Александрой, интеллигентно уткнулась в журнал «Иностранная литература». Еще дальше, в двенадцатом, сосед Патрика — высокий лысый мужик, похожий на русского комика Евстигнеева и американского артиста Кинсли, но с венчиком редких волос за ушами — повернулся к Патрику и, хмельно улыбаясь, протянул ему початую бутылку «Российской»:
