Ленин…'
Из парижской прессы
Завтрак подходил к концу, когда Болотников, отвлекшись от разговора с министром финансов Пан С Кой, вдруг увидел за его спиной удивительно знакомую фигуру. Но он не сразу опознал этого черного гиганта, а еще склонился к своей чашке с кофе, мучительно думая, где же он его видел.
— Посмотрите на их завтрак! — ворчал между тем министр, показывая на стол. — Нашли у кого просить взаймы!
Действительно, завтрак, который подают в парижских отелях, может привести в смятение даже японцев. А уж про русских и говорить нечего. Конечно, сам премьер-министр, приезжая в Париж, останавливался в гостевых покоях Российского посольства, где кормят по-русски. Но для команды сопровождавших его советников и банкиров там комнат не было, их резиденцией был отель по соседству, и, зная французскую скупость, бывалые Юрий Болотников и другие члены команды всегда прилетали в Париж с банками черной и красной икры и другими припасами. Но на второй или максимум на третий день любые припасы кончались и приходилось адаптироваться к французскому рациону — кроссанд, микроскопическое количество фруктового джема и наперсток кофе.
— А всем остальным странам мы уже должны, — хмуро заметил министру председатель Центробанка Ду Би Нин, который еще во «Внуково-2» явился с гримасой человека, страдающего несварением желудка. И Болотников хорошо понимал почему: министры и даже премьер-министры приходят и уходят, а нахватанные ими за рубежом долги рано или поздно приходится отдавать Центробанку. Но хотя долг России уже составлял 130 миллиардов долларов, кремлевский приказ был прост: с пустыми руками домой не возвращаться, любым способом выцарапать хотя бы полмиллиарда, хотя бы триста миллионов! Иначе через неделю вся гигантская машина избирательной кампании президента просто развалится от неплатежей и банкротства.
— Придется золото отдать в залог, — сказал министр.
— Чье золото? — насторожился председатель Центробанка.
— Ваше. Чье же еще? — усмехнулся министр. — У меня золота нет.
Председатель Центробанка покачал головой:
— Дума не позволит вывозить золотой запас. И даже заикаться об этом нельзя — коммунисты и так кричат, что мы распродали Россию…
Болотников отпил кофе и вдруг поперхнулся — он вспомнил этого верзилу, сидевшего в дальнем конце ресторана и в упор разглядывавшего его через весь зал. Конечно! Это же Амадео Джонсон! Тот самый Джонсон, которого Винсент представил ему в Лос-Анджелесе как своего влиятельного и крутого покровителя! Тот самый, который был у Мэтью Ллойда, когда собирали команду американских экспертов для избирательной кампании.
Он еще раз глянул в сторону Амадео и наткнулся на его широкую улыбку и зовущий жест.
— Извините, — сказал Болотников своим товарищам и встал.
— Ты куда? — спросил министр.
— Я сейчас, знакомого встретил.
— Имей в виду, мы убегаем через две минуты!
— Знаю…
Болотников с чашкой кофе в руке подошел к Джонсону.
— Hi! How are you? Извини, я не сразу узнал тебя.
— Это пустяки. Рад тебя видеть. Как там Винсент? Еще в больнице? Садись.
— Спасибо. Винсент в порядке. Это не был инфаркт. Просто сердечный спазм, невралгия. Его выпишут не сегодня-завтра.
— Присядь, мой друг.
— Я не могу. Мы убегаем. У нас важная встреча.
— Я знаю. Ты прилетел с вашим премьер-министром. Вам нужны деньги.
— Откуда ты знаешь?
— Я читаю газеты. Но нам нужно потолковать.
В этом коротком «нам нужно потолковать» было столько значительности, что Болотников сразу понял: Амадео Джонсон оказался тут не случайно.
— Конечно, — согласился он. — Я освобожусь в шесть.
— Я буду ждать тебя здесь. Ровно в шесть. — И Амадео посмотрел на него таким взглядом, словно собирался не вставать из-за стола до шести часов.
Вечером они гуляли по весеннему Парижу, но Болотникову было не до парижских прелестей. Мало того, что французы окончательно отказали в кредите, так еще этот Джонсон!…
— Ты знаешь, что такое «колумбийский картель»? — напрямую сказал Джонсон. — Вы можете дурачить ваших ебаных московских бандитов и играть с Винсентом, но не с нами. Если через месяц я не увижу доходов от моей компании, ты лично будешь за это отвечать. И мы достанем тебя в Париже, Лондоне и в Москве, без проблем.
— Да у нас все готово! Просто военные заводы бастуют и поэтому нет кевлара… — пытался оправдаться Болотников, без своих телохранителей он чувствовал себя пигмеем рядом с этим громилой.
— Нас это не ебет, — ответил Амадео, множественным числом местоимения давая еще раз понять, какая сила стоит за ним. — Заплати, и мы пошлем тебе сколько угодно кевлара и все что угодно.
Болотников вдруг замер на месте.
— Что? — спросил Джонсон. — Кажется, у меня идея… — светлые глазки Болотникова вдруг ожили за стеклами его очков, его осенило, как он может одним ударом спасти и себя, и Кремль. Решительно шагнув к Джонсону, он спросил: — Вы действительно можете достать все что угодно? Твои люди, я имею в виду…
— Что тебе нужно?
— Доллары. Фальшивые, конечно.
Джонсон усмехнулся:
— Сколько?
— Сто миллионов.
Теперь настала очередь оторопеть Джонсону.
— Ты шутишь! Что ты будешь делать со ста миллионами фальшивых денег?
— Можете или нет? — требовательно спросил Болотников.
— Ну-у, это зависит от качества…
— Качество не имеет значения! Пусть хоть явная липа. Главное — срочно! Идем сюда, я угощаю! — и Болотников показал на ближайшее кафе.
60
Белый «Мерседес-600» Болотникова летел по первомайской Москве, украшенной немыслимым количеством гигантских настенных панно с портретами президента и мэра города, которые пожимали друг другу руки в знак взаимной поддержки на выборах. И такие же плакаты были укреплены на каждом фонарном столбе и афишной тумбе. Даже в Пекине во времена культурной революции не было такого количества портретов Великого Кормчего.
— Сколько стоит это удовольствие? — спросил Брух.
— Не важно! Зачем тебе? — отмахнулся Болотников, он был в каком-то нервном напряжении.
— Йоп-тать! — возмутился Брух. — На мои деньги сделано, а мне и знать нельзя? Зю Ган назвал эти фото знаешь как? «Москва прощается с ЕльТзыным!»
— Ничего, он уже дошутился! Его спонсоры парализованы налоговой инспекцией, их счета под контролем Центробанка. Видишь — ни одного его плаката или портрета…
Машина остановилась у зоопарка на Красной Пресне.
— Но Ле Бедь на плаву, — Брух, выходя из машины, указал на небольшой плакат с портретом генерала Ле Бедя и лозунгом «ЧЕСТЬ И ПОРЯДОК».
— Да. Пока он работает на нас — отнимает голоса у Зю Гана и Жирика, — объяснил Болотников, подходя с Брухом к воротам зоопарка. — Все посчитано, старик!
— Но у штаба опять ни копья! Вы там деньги вместо икры жрете, что ли?
