Свободный полет одинокой блондинки

— Нефть…

— На нефть цены неустойчивы…

— Никель…

— Значит, ориентируемся на никель, — суммировал президент. — В этом случае у нас практически только один конкурент — Гжельский. Его нужно убрать из игры. — Президент повернулся к начальнику службы безопасности: — Что у вас есть на Гжельского?

Начальник службы безопасности открыл толстую папку с документами.

— На Гжельского… — И стал листать ее, зачитывая: — Десять лет назад — фарцовка, торговля валютой… Потом махинации с авизо… Счета в оффшорных зонах… Виллы на Кипре, в Испании, на Лазурном берегу…

Президент нетерпеливо перебил:

— Это есть на каждого. Я спрашиваю: что есть, чтобы его убрать?

Начальник службы безопасности в затруднении пожал плечами:

— Ну…

— Что? — возмутился президент. — А для чего я тебя вытащил из ГРУ? Ты же генерал разведки! Ты что — не можешь урыть эту гниду?

89

Деревню Хорёнки накрыло первым кислым ноябрьским снегопадом. Тяжелые снежинки падали и таяли на мокрой земле, но сверху сыпало и сыпало, и маленький столик, стоявший во дворе бабы Феклы, уже покрыло снежной кашей. Однако бутылка дешевой водки была еще не споловинена, а потому налить из нее водку в граненый стакан и замешать эту водку димедролом было по погоде и в самый раз.

Выпив и утерев рот рукавом ватника, Алена взяла в руки лопату и стала копать огород. Правда, узнать в этой Алене ту Бочкареву, которая когда-то танцевала в ресторане «Марбелья клаб» или совсем недавно — в ресторане «Метрополь», почти невозможно. Лицо тяжелое, испитое, без всякой косметики, на голове застиранная косынка, на плечах телогрейка, измазанная глиной, а на ногах какие-то шаровары и резиновые сапоги. Да и вскапывать сейчас огород тоже странно — ноябрь, вот-вот грянут морозы. Но Алена работала с алкогольным остервенением.

Баба Фекла вышла на крыльцо, позвала:

— Алена, иди есть.

— Не буду. Отстань.

— А чего копать-то? Снег идет…

Но Алена, не отвечая, продолжала ожесточенно штыковать лопатой многострадальную тверскую землю.

Бабка Фекла смотрела на нее и плакала. Потом, скорбно вздохнув, ушла в дом. А к калитке в заборе подошли, оскальзываясь в грязи, три деревенских алкаша, закричали вразнобой:

— Алена!.. Аленка!..

— Чё надо? — отозвалась Алена, не прекращая копать.

— Алён, трубы горят.

Алена взяла со столика споловиненную бутылку и стакан и пошла к забору.

Алкаши встретили ее льстивыми голосами:

— Вот это человек!

— Наш человек, сразу видно!

— Ты стаканчик не пачкай. Мы со своими.

Они достали из карманов стаканы, протянули поверх забора и сдвинули рядом.

Алена приставила к этому ряду свой стакан и разлила водку на четверых.

— А димедрольчику нету? — поинтересовались алкаши.

Алена сыпанула им по таблетке димедрола. Алкаши, выжидая пока таблетки растают, обсуждали:

— Вот это другой разговор!

— Шибанет так шибанет!

— Чернобыль!

— Тополь-М!..

Таблетки наконец растворились.

— Ну, дай тебе Бог здоровья! — сказал Алене один из алкашей, хлопнул свой стакан и тут же ошалело передернулся всем телом, поскольку водка с димедролом действительно шибает похлеще атомной бомбы.

— И большого личного счастья! — пожелал Алене второй.

А третий, выпив и занюхав припасенной в кармане корочкой хлеба, вдруг громко запел:

Ох!.. Ночью за окном метель, метель!..

Второй подхватил:

Белый беспокойный снег… ох!..

Обнявшись, все трое пошли по улице с песней:

Ты живешь за тридевять земель… ох!..
И не вспоминаешь обо мне… ох!..

Алена, выпив свой стакан, смотрела им вслед, хмельно покачиваясь.

Алкаши удалялись, радостно горланя на всю деревню:

Знаю я: ни стро-о-очки не придет,
Память больше не нужна-а-а…

Алена вдруг замерла, прислушиваясь к песне, в лице ее появилось какое-то осмысленное выражение. А издали доносилось: