пойти.
Джонатан осторожно коснулся ногой водной глади. Кусочки его отражения на мгновение разбежались, но потом вновь соединились, чтобы воссоздать портрет светловолосого юноши огромного роста, одетого в джинсы и бежевую рубашку с открытым воротом. На по-детски круглом лице — глаза чуть навыкате, наполовину скрытые светлой челкой, и большой полногубый рот.
Отражение снова зарябило: в воду шмякнулся плевок.
Джонатан вытащил из кармана джинсов смятую пачку «Голуаз» с одной сломанной сигаретой. Он взял в рот обе части и, щурясь от огня, одновременно прикурил их от ржавой зажигалки. Затем скомкал пустую пачку, подкинул ее и метким пинком отправил в канаву, где она закончила круговерчение, ударившись о камень.
Сзади кто-то просигналил.
Он обернулся и, прежде чем упасть, успел лишь заметить слоновью тушу.
Когда Джонатан открыл глаза, небо было по-прежнему далеким и белым. Что-то ползло по шее. Он машинально шлепнул себя — девочка рассмеялась.
На вид ей можно было дать лет десять. Женственно красивая, рыжая, с зелеными глазами. Вишневое платье помято и все в грязи. На голове — корона из золотой бумаги, вроде тех, какие прилагаются к пирогу на Праздник волхвов.
— Ничего с вами не случилось, и нечего валяться, никто вас не пожалеет!
— Как он, Принцесса? — осведомился хриплый голос. — Расшибся? Без этих раскиданных повсюду противных волос и пятен крови пейзаж был бы значительно живописнее!
— Крови нет. Можете подойти поближе, Канцлер. Кое-кто желает привлечь к себе внимание и притворяется тяжелораненым, хотя руки-ноги у него целы.
— А вдруг он вражеский шпион?
— Непохоже.
Джонатан осторожно приподнялся, оперся всем телом на вывихнутую лодыжку и со стоном рухнул на землю.
Коренастый старик присел на корточки рядом. Его лицо будто избороздили горные кряжи, а по густоте пунцового цвета оно могло поспорить с закатным солнцем. От Канцлера за версту разило вином.
— Не выношу вида крови. Ничего не могу с собой поделать. Конечно, для мужчины, а тем более моего возраста, это просто курам на смех. Но ничего не попишешь, у меня такое с детства. Однажды матушка поранила себе большой палец штопором: я привел ее к лекарю, чтобы тот наложил повязку, и вообразите, не она, а я потерял сознание!
— Не раскрывайте наших секретов, Канцлер. Может, он все-таки шпион. Сударь, вы шпион?
— Не думаю, — с трудом выдохнул Джонатан.
— Если вы мне солгали, берегитесь! Я этого так не оставлю!
Она сочувственно наклонилась над юношей и с вывертом ущипнула его за ногу.
— Это еще цветочки по сравнению с тем, что вас ждет, если вы скрываете от меня правду.
Она прыгнула обеими ногами в лужу и обрызгала лицо раненого.
— Мне кажется, он не врет, — заявил пьяница. — Что у вас в карманах?
— Джинсов?
— Ну да, покажите.
Джонатан принялся вытаскивать свои пожитки. Расческа с выпавшими зубьями, ржавая зажигалка, старый бумажник Из змеиной кожи с ободранными чешуйками, кроличий зуб, пластмассовое кольцо, фотография из журнала, изображавшая голую по пояс женщину, и монетки из разных стран. Венцом коллекции оказалась зубная щетка, заткнутая за ремень.
Малышка со стариком пристально изучили разложенные перед ними предметы. В конце концов, ко всеобщему разочарованию, Канцлер заключил, что вещи не волшебные и Джонатану разрешается взять их обратно.
— Меня зовут Ангина, — сказала девочка. — Я принцесса, а он — мой канцлер, маркиз де Витамин. Я — настоящая принцесса.
— А я Джонатан.
— А-а-а…
Принцесса Ангина засунула указательный палец себе в левую ноздрю и задумчиво в ней поковырялась.
— Что бы нам с ним сделать, Маркиз? Можно разрезать его на мелкие кусочки и разбрасывать по дороге, чтобы не потеряться на обратном пути.
— Или погрузить с головой в чан с вином и посмотреть, сколько литров он вытесняет.
— Или выпотрошить и набить перьями, чтоб взлетел.
— Или заставить его съесть столько сыра, чтобы он сам превратился в одну большую дырку.
— Или велеть ему петь государственные гимны, пока он не станет государственным флагом.
— Или обнять его так крепко, чтобы растаял от умиления.
— А что, если превратить его в облако и заставить пролиться дождем?
— Или довести его до кипения, чтобы он вспотел.
— Или взять его с нами…
— С нами? Что это вам вздумалось! Он недостоин!
— Разумеется, ему придется сдать сложнейший вступительный экзамен.
— Послушайте, вы ведь не можете меня бросить посреди дороги, — запротестовал Джонатан. Я вывихнул лодыжку и неспособен идти дальше.
Лежа на земле, он видел все по-новому. Трава была теперь на переднем плане. Горы исчезли вместе с ивами. Остались видны только орешники, хотя они тоже отодвинулись.
Ноги у девочки были все забрызганы. Под ровным слоем грязи на коленках угадывались болячки и ссадины. Расстегнутый ремешок одной из сандалий свободно болтался.
У Канцлера нижняя часть брюк выглядела не лучше: она вытерлась до бахромы и от нашлепок грязи стояла колом. Ботинки все растрескались, отчего, вероятно, существенно снизилась их непромокаемость.
— Я здесь никого не знаю, — снова встрял Джонатан, — вы не можете меня оставить!
— Тихо, тихо, перестаньте! Вы обожаете, когда с вами нянчатся. Вы, наверное, исключительный студент!
— Не вижу связи.
— Молчите и слушайте внимательно.
Ангина уселась прямо в лужу. Платье начало пропитываться влагой и темнеть.
— Как насчет того, чтобы сдать вступительный экзамен? Если у вас получится, мы, так и быть, вас возьмем. Но только в случае положительной оценки. Количество мест ограничено. При всем желании мы не в состоянии подбирать всех, кого давим. Говорят, что с животными много хлопот. А с людьми? От них шум, грязь, они ненасытные и невыносимые. Вы согласны?
— Согласен.
Тут Канцлер спохватился:
— Мамочки! Фургон! Я так резко затормозил, что багажные ремни, видимо, оторвались. Бедные кролики! Их, наверное, расплющило! Моя белая мышка! Только бы ее не придавило маятником! Ой, фотографии! Если бутылки разбились, они намокнут! Ой, пластинки! Наверное, все поцарапались! Ой, посуда! Вдребезги, наверное, разлетелась, на мелкие осколочки! Ой, красные рыбки! Побегу наводить порядок.
Джонатан перевернулся на бок, проводил его взглядом и обнаружил грузовик.
Он не ошибся: это был старый рекламный грузовик в виде огромного слона. Цвета давленой клубники. Сбоку красовалась надпись черными буквами:
«НИЧЕГО ПРЕКРАСНЕЙ ТУНЦА В МАСЛЕ»
