— Понимаю…. Кто-нибудь знает, что вы здесь?
— Никто кроме нас. Король тоже не знает. Григорий вздохнул и печально покачал головой.
— Значит, именно мне придется ему об этом сообщить.
— Что вы говорите?! — вскрикнул пораженный Мерове.
— Успокойтесь! — подал голос Ле Бозон. — Монсеньор епископ прав. О том, что вы здесь, рано или поздно станет известно, и он может оказаться в сложном положении, если не предупредит своего сюзерена. Но, так или иначе, это ничего не изменит. Это святилище неприкосновенно.
И он обернулся к епископу, ища у него подтверждения своих слов. Тот был невозмутим.
— Эта базилика — святое место, одно из самых почитаемых в королевстве. Даже ваш отец не осмелится его осквернить.
— Дайте место! Человек ранен!
В тот момент, когда раздался этот крик, Мерове сидел у костра, разведенного прямо под открытым небом, в заснеженном внутреннем дворе базилики. Вместе с остальными он поспешил к главному входу, между тем как несколько человек втащили на крыльцо базилики молодого человека, почти подростка, ноги которого болтались, словно у тряпичной куклы. Мерове узнал его — это был один из слуг, которых приставил к нему Ле Бозон. На лице несчастного, покрытом синяками, читались ужас и страдание. Через дверь базилики, все еще открытую, Мерове успел заметить тех, кто напал на слугу — трое мужчин удалялись, ничуть не спеша, помахивая своими дубинками. Один из них даже поднял с земли корзину, выпавшую из рук слуги, достал из нее яблоко и с хрустом надкусил под одобрительный смех своих приятелей.
Такое случалось почти каждый день, с тех пор как король узнал, что его сын находится в Туре. Когда епископ Григорий сообщил Хильперику об этом, тот ответил: «Изгоните вероотступника из вашей базилики, иначе я сожгу весь город и окрестности». Говорили, что королевское войско уже тронулось в путь, чтобы привести эту угрозу в исполнение. Тем временем наемники графа Ледаста, не осмеливаясь вторгнуться в святое место, принялись за слуг и спутников Мерове, когда те выходили за чем-нибудь в город. Сегодня они перебили юному слуге кости на ногах ударами дубинок. По сравнению с некоторыми другими он еще легко отделался…
Перепуганные священники уже собирались запирать дверь на засов, но Мерове яростно оттолкнул их и выбежал на паперть.
— Трусы! Слабаки! Посмотрите-ка на этих бравых вояк, втроем искалечивших ребенка!
На площадке перед входом в базилику тут же воцарилась тишина. Здесь толпилось множество людей — паломники, нищие, воры, торговцы и проститутки, — и каждый знал принца Мерове и его историю. Судьба принца оставила бы большинство горожан совершенно равнодушными, если бы одно лишь его присутствие в стенах базилики Святого Мартина не представляло собой смертельную угрозу для всего города. Мерове сделал два шага вперед, положив руку на рукоять кинжала.
— Наш красавчик никак рассердился? — издевательски произнес один из наемников, приближаясь к нему. — Что, хочешь меня наказать? Эй, отойдите! Я и один с ним справлюсь!
Мерове знал, что все на него смотрят. Его недавний гнев прошел, и он понял, что вышел за пределы священного убежища. До базилики было всего несколько шагов, но обратиться в бегство на глазах у толпы означало бы растерять последние остатки достоинства. Мерове выхватил кинжал, но остался стоять на месте, не решаясь приблизиться к противнику. Однако этого и не понадобилось — тот шел прямо на него, переваливаясь с ноги на ногу и не спеша, с наглой самодовольной ухмылкой. Когда между ними оставалось всего несколько локтей, наемник схватил дубинку обеими руками, и Мерове, не удержавшись, вздрогнул, представив, как она обрушится на него и, может быть, искалечит, заставив стонать, как того несчастного подростка…. Но, в конце концов, его противник был обычным человеком, к тому же наверняка больше привык к потасовкам в тавернах, чем к настоящим сражениям…. Мерове попытался вспомнить уроки своих наставников по обращению с оружием. Дождаться, пока противник атакует, уклониться, потом самому обрушиться на него всей массой своего тела. Нанести удар в живот…
— Головорезы твоего брата сожгли нашу ферму и разорили виноградники, — с ненавистью прошептал верзила, занося дубинку для удара. — С каким же удовольствием я переломаю тебе руки!
Мерове застыл на месте, глядя в искаженное гримасой ненависти лицо противника. Внезапно в воздухе просвистело что-то тяжелое, и нападавший издал странный звук, похожий на икоту. Глаза его почти выкатились из орбит, и он, покачнувшись, начал падать вперед, прямо на Мерове. Тот успел отскочить в сторону и вонзить кинжал наемнику в живот — за мгновение до того, как успел понять, что этот человек уже мертв. Когда нападавший мешком рухнул на землю, Мерове увидел глубоко вонзившийся в его спину топор и того, кто его бросил. Гонтран Ле Бозон уже выхватил из ножен скрамасакс и обернулся к двум другим наемникам, которые тут же бросились убегать со всех ног. Он несколько мгновений смотрел им вслед, затем склонился над неподвижным телом, выдернул из него топор и резко схватил Мерове за руку.
— Идем! Нельзя здесь оставаться.
Они прошли через главный вход, не обращая на священников никакого внимания, и направились вглубь базилики. Там Мерове сел на первую попавшуюся скамейку и уставился на свою окровавленную руку, все еще сжимавшую рукоять кинжала.
— Он хотел меня убить, — прошептал Мерове.
— Не думаю. Ни у кого не хватит духу послать наемных убийц к королевскому сыну — кроме, может быть, Фредегонды…. Так или иначе, вы гораздо больше стоите живым…
— Фредегонда… Лицо Мерове исказилось в ужасающей гримасе ненависти и презрения.
— Это она, проклятая шлюха, направляет Ледаста и его наемников! Это она превратила моего отца в безумца, уничтожающего своих собственных детей!
В этот момент вошел епископ Григорий, одетый в простую монашескую рясу. Ему рассказал обо всем случившемся один из прихожан. Епископ слышал последние слова Мерове и с укором покачал головой, тогда как опальный принц ощутил себя ребенком, застигнутым на месте преступления.
— Только не в доме Божьем, сын мой…. Каковы бы ни были деяния, которые вы ставите в вину королю, я не могу об этом слышать, а Господь тем паче…. Ибо сказано в Писании:
— Без сомнения, я недостаточно хорошо знаю Писание, монсеньор. Но наверняка где-нибудь говорится и о том, что отцу грешно желать смерти собственному сыну…
Эти слова вызвали невольную улыбку Ле Бозона, из-за чего епископ взглянул на него довольно сумрачно.
— На одного из наших слуг снова напали, — кашлянув, произнес Ле Бозон. — Принц хотел защитить его и едва не поплатился за это жизнью, Григорий испытующе взглянул на Мерове и заметил на его руке кровь.
— Вы ранены?
— Нет, это не моя кровь. Пока…
Оставив свою обычную холодно-суровую манеру держаться, прелат глубоко вздохнул и опустился на скамью рядом с молодым человеком.
— И вы решили, что это ваш отец приказал вас убить?
— Но ради всех святых — кто же еще?
— Есть способ об этом узнать…
— О чем вы?
— Нужно попросить Господа о пророчестве.
По какой-то причине, известной лишь им двоим, епископ, произнося последние слова, взглянул на Ле Бозона так, словно между ними существовало некое нерешенное разногласие.
— Только Он может открыть вам, что ждет вас в будущем.
— Так давайте спросим! Епископ невольно улыбнулся и указал на окровавленную руку Мерове.
— Не в таком виде, сын мой. И вообще это не так просто.
Оказалось, что и в самом деле непросто. Три дня и три ночи Мерове пришлось провести в посте и
