молитвах, в окружении одних лишь священников, пока вся горечь и злоба не ушли из его души. На утро четвертого дня епископ привел Мерове к гробнице святого Мартина, на которой лежали три священные книги.
— Открой их наугад и прочитай те строки, на которые упадет твой взгляд, — сказал Григорий. — Священное Писание откроет тебе твою судьбу.
— Какую книгу взять первой?
— Пусть твоя рука сама выберет.
Мерове приблизился к гробнице, настолько ослабленный и испуганный, что каждый шаг давался ему с трудом Глаза его остановились на Книге Царств, и он наугад открыл ее. Ткнув пальцем в середину страницы, он прочитал вслух:
Мерове понадобилось некоторое время, чтобы соотнести эти слова со своим положением, и когда он постиг их смысл, то оледенел от ужаса. Разве он не снял монашескую одежду и не отказался публично от своих обетов? Это, конечно, не означало оставить Бога, и тем более поклоняться чужим богам, но предсказание от этого не становилось менее пугающим.
Сильно дрожавшей рукой он открыл Книгу Псалмов.
И, наконец, совсем слабым голосом, который епископ едва расслышал, Мерове прочитал последний отрывок:
Истребление, погибель, распятие…. Каждое из этих слов жгло Мерове, словно раскаленное железо. Неужели после обоих его дядьев, Карибера и Зигебера, проклятие Божье поразило и его? Сам того не замечая, Мерове заплакал, распростершись у подножия гробницы. Он оставался там до тех пор, пока Григорий не взял его за плечо и не увел за собой. Когда они вышли из базилики, их встретил Гонтран Ле Бозон и отвел Мерове в его комнату.
— Судя по вашему лицу, мне даже не нужно спрашивать, насколько счастливым оказалось пророчество, — заметил он, садясь вместе с молодым человеком за стол. Мерове прикрыл глаза и слабо вздохнул, не отвечая.
— У них
— Я не знаю, что мне делать, — пробормотал Мерове и, взяв кусок хлеба и откусив от него, начал без аппетита жевать.
— Ну, для начала — как следует поесть и выпить. Вам нужно восстановить силы.
Ле Бозон хлопнул в ладоши, и вошли слуги, неся на подносах блюда с жареным мясом, миски с сушеными фруктами и кувшины с вином. Пока слуги расставляли все на столе, Мерове и Ле Бозон встали и отошли к окну, чтобы продолжить разговор. Внезапный грохот разбившейся посуды заставил обоих вздрогнуть. Они мгновенно обернулись, охваченные предчувствием нового несчастья, и буквально онемели. Осколки разбитого кувшина валялись на полу, но слуга, уронивший кувшин, вместо того чтобы упасть на колени и просить прощения, обеими руками вцепился себе в грудь, корча гримасы, которые вначале показались им смешными, затем — ужасающими. Язык у слуги вывалился изо рта, лицо полиловело. Он смотрел на Мерове, словно пытаясь что-то сказать, но вместо этого рухнул на пол и забился в конвульсиях, раздирая ногтями шею и грудь. Другие слуги опустились на колени рядом с ним, пытаясь помочь, но тот сложился пополам, и его обильно стошнило. Затем более отвратительный запах заставил слуг отшатнуться — кишечник несчастного тоже изверг свое содержимое наружу.
Ле Бозон приблизился к умирающему слуге, опустился на корточки и бегло осмотрел его. Затем подобрал несколько глиняных осколков разбитого кувшина, понюхал их, окунул палец в разлившуюся на полу лужу вина и тоже поднес к носу. Наконец Ле Бозон поднялся.
— Скорее всего, это аконит, — сказал он. — У него сладковатый привкус, и в вине его не различишь…
— Яд! — в ужасе прошептал Мерове. — Ты уверен?
— Поверьте мне, я с этим уже сталкивался…. Отравленный слуга тем временем содрогался во все более резких конвульсиях, мучительно хрипя.
— Эй, унесите его, — приказал Ле Бозон остальным. — Пусть подыхает на улице…
Видя, что все слуги воспользовались случаем, чтобы ускользнуть, он устремился вслед за ними к выходу и схватил первого попавшегося за рукав.
— Ну-ка скажи — он пил это вино?
— Я не знаю, сеньор…
— Кто-нибудь еще пил вино? Никто? А пробовал кто-нибудь эти блюда? Говорите, или все умрете, как он! Один из слуг, лицо которого побелело от ужаса, наконец, нерешительно проговорил:
— Сеньор, по дороге из кухни сюда мы иногда пробовали блюда или вино…
— А он пил?
— Он как раз нес кувшины, сеньор…
— А сам ты что пробовал?
— Ветчину, сеньор…
— Это все? А остальные?
Слуги опустили головы, не отвечая. Ле Бозон раздраженно сунул отвечавшему слуге мелкую монету и жестом отпустил всех.
— Унесите все блюда, — велел он. — А тебя, — обратился Ле Бозон к слуге, который отвечал на его вопросы, — я беру к себе на службу. Проследи за тем, чтобы комнату очистили и окурили благовониями.
Затем он вывел Мерове наружу, подальше от ужасного смрада, заполнившего всю комнату. Не отвечая на вопросы Мерове, Ле Бозон купил хлеба и два яйца у торговки-разносчицы и сел прямо в снег у стены базилики.
— Съешьте, — сказал он, протягивая одно яйцо Мерове. — По крайней мере, вы не рискуете отравиться.
— Нас хотели отравить! — Мерове едва сдерживался, чтобы не кричать во весь голос. — Здесь, в святом месте!
— Нет, это
— Это отвратительно… Я не собираюсь оставаться здесь, ожидая, пока меня убьют!
— Да, согласен…. Ваши враги более могущественны и кровожадны, чем мои, монсеньор. Рано или поздно они доберутся до вас. Он очистил яйцо и отбросил скорлупу в сторону.
— Ну а что с пророчеством? — спросил он полушутливым тоном. — Что сказали вам священные книги?
— Предрекли, что я буду наказан за богоотступничество, — ответил Мерове, вздыхая. — И что меня предадут моим врагам… что-то в этом роде.
— Я понимаю, куда клонит епископ. Он хочет сказать, что вы в опасности, потому что отказались от монашеской рясы. Наденьте ее снова, будьте священником, и никто не осмелится вас тронуть. Хотя Григорий, конечно, прав. Если бы вы были священником, ни у кого не было бы нужды вас убивать. Мерове слабо улыбнулся и покачал головой.
— Я открывал книги наугад, Гонтран. Это не было подстроено заранее.
— Вот как…
Некоторое время они молча ели, наслаждаясь лучами зимнего солнца, показавшегося из-за облаков. Потом Ле Бозон заговорил снова:
— Я тоже недавно был у одной прорицательницы. Некогда она предсказала совершенно точно день и даже час смерти вашего дяди Карибера. Мне она сказала, что король Хильперик преставится через год и
