Слезы Брунхильды

поступаю с врагами!

Ведьма ничего не ответила. В эти мгновения Хловис сполна насладился своим триумфом. Кто она такая, чтобы осмелиться противостоять ему? Ее сыновья мертвы. Ее дочь Ригонда, несмотря на юный возраст, стыдится рабского происхождения матери, и не проходит дня без того, чтобы между ними не вспыхивали ссоры, слышные всему дворцу. Король, как никогда, нуждается в поддержке сына, который помогал бы ему в делах, возглавлял его войско и сокрушал его врагов. Королевство было богато и могущественно, враги разобщены. Не оставалось никаких сомнений в том, что в конце зимы военные действия возобновятся. Иначе для чего Хильперик сзывал своих военачальников?

Успокоенный этими мыслями, Хловис вызывающе улыбнулся Дезидерию и, пришпорив коня, во весь опор устремился через лес. Спутники последовали его примеру, и скоро все трое оказались на поляне, где была назначена встреча. Король уже ждал их. Он был в охотничьей одежде и упражнялся с оружием в компании каких-то людей, которых Хловис не знал. Слуги накрывали столы, стоявшие вдоль опушки, и катили увесистый бочонок, от одного взгляда на который Хловис почувствовал жажду.

Когда один из стражников подошел и взял под уздцы лошадь принца, Хловис спрыгнул на землю и с улыбкой направился к отцу. Приблизившись, принц едва успел удивиться необычно суровому виду короля, и тут же Дезидерий своей огромной лапищей схватил его за шиворот и отшвырнул к столу с такой силой, что Хловис был буквально оглушен. Он почти не осознавал, как ему связали руки, сорвали с него королевские одежды и бросили к ногам Хильперика.

— Нет худшего преступления, чем желать смерти отцу, — сказал тот. — Я знаю все о заговоре Ледаста, и мне даже известно, кто принес в Брэн зараженные чумой меховые покрывала, что едва не стоило мне жизни.

— Отец, — пролепетал Хловис, — я не понимаю…

— Неважно. Я выжил, как видишь. Если бы речь шла только обо мне, я бы тебя простил. Но твой гнусный заговор привел к смерти твоих братьев, и за это ты ответишь перед Фредегондой.

— Отец, нет! Прошу вас! Это ложь, это клевета! Я ни в чем не виноват! Хильперик задумчиво кивнул, затем безрадостно усмехнулся.

— Да, конечно, под пыткой можно наболтать много чего…. Но эта девка, Пупа, с которой ты спал…, она сама призналась, что расстелила на моей кровати зараженные покрывала. Хильперик резко шагнул к сыну и во всего размаха ударил его по щеке ладонью.

— На моей кровати! Куда твои братья приходили каждое утро, чтобы обнять меня — пока ты прятался в Суассоне!

— Отец, это неправда! — простонал Хловис сквозь слезы. — Вы не можете… Я ваш сын. Ваш единственный сын!

— Ах, да, ты еще не знаешь… Хильперик презрительно взглянул на него и улыбнулся.

— …Королева на сносях. — Затем он обернулся к Дезидерию и добавил; — Уведи его. И чтобы я его больше не видел.

# # #

Три дня подряд Фредегонда допрашивала принца Хловиса. Я не знаю, в чем он сознался, и о чем умолчал, но на четвертый день, как говорили, он сам закололся кинжалом — до такой степени его угнетали собственные преступления. Позже я узнала от одного из слуг, бывшего тому свидетелем, что Хловис все отрицал до тех пор, пока Фредегонда не приказала убить его и бросить его тело в Марну.

Мне тоже довелось познать страшную горечь от потери ребенка, и я могу понять ярость и отчаяние, охватившие Фредегонду после смерти обоих сыновей. Я могу понять и то, что вся ее ненависть обрушилась на Хловиса. Какова бы ни была его роль в заговоре, настоящем или вымышленном, который привел к смерти обоих детей и едва не погубил Хильперика, наказание принца было, по крайней мере, объяснимо. Но горе помутило разум Фредегонды, и ее жажда убийств теперь не знала границ. Она отправила на костер свою служанку, которую заподозрила в измене; она велела разыскать Ледаста, который был душой заговора, и тот был схвачен в Париже, когда зашел в лавку золотых дел мастера. При попытке к бегству Ледаст был ранен, но его специально вылечили, чтобы затем отправить на мучительную казнь: его привязали к колесу и перебили ему все кости железными прутьями.

Эти жестокие кары могли бы быть справедливыми, если бы речь действительно шла о заговоре, целью которого было убийство короля и его сыновей. Но Фредегонда зашла дальше, гораздо дальше. Она отправила несколько человек без веры и совести в монастырь в Маисе, где жила королева Одовера, и они убили ее прямо в ее келье, а затем изнасиловали ее дочь Базину, чтобы та была недостойна когда-либо стать правительницей. Позже несчастная нашла прибежище в другом монастыре, в Пуатье, где жила Радегонда, бывшая жена покойного короля Хлотара, ставшая монахиней.

Когда до меня дошли все эти ужасные вести, мне хватало и своих горестей. Чума унесла Готико так быстро, что я даже не успела попрощаться с ним. Осмелюсь сказать, что я любила его так же сильно, как Зигебера, и его внезапная смерть была для меня настоящей трагедией. Мы потеряли друга, который был самой большой нашей поддержкой при дворе Метца. Я переживала самые мрачные годы своей жизни.

16. Мелоденская ночь

Апрель 583 г.

По всему пути следования королевского кортежа толпы парижан опускались на колени и молились. Такова была воля короля. Не было приветственных криков, никто не бросал в толпу хлеб и монеты — по крайней мере, до тех пор, пока процессия не подошла к собору Святой Марии [60] на острове Ситэ. Сам Хильперик с момента прибытия в древнюю столицу, некогда принадлежавшую его деду Хловису, сохранял сумрачный вид. Чтобы избавиться от страшного проклятия, которое поразило двух его старших братьев, он вошел в Париж пешком, как простой паломник. К тому же он пожелал, чтобы перед ним шли несколько монахов и несли в драгоценных ковчежцах наиболее священные реликвии во всем королевстве — те, на которых он и его братья восемнадцать лет назад поклялись никогда не включать Париж в свои единоличные владения. Позади Хильперика шли епископ Рагемод, парижский архидиакон Аэций и целая армия священников, распевающих псалмы. Замыкали шествие наиболее знатные приближенные короля, окружавшие повозку, влекомую четырьмя белыми лошадьми. В повозке на устланном коврами возвышении сидела Фредегонда со своим новорожденным сыном, Теодорихом, — его крещение и было официальным поводом для всей этой церемонии.

Путешествие от берегов Марны до острова Ситэ было долгим, но каждый шаг, приближавший Хильперика к древней столице, все больше укреплял его душу и сердце, подобно тому, как солнце высушивает и делает твердым кусок влажной кожи. Впервые за последние два года, вначале спасши его от чумы, а, потом, даровав ему нового наследника, Бог, казалось, вновь простер свою длань над ним. Столько раз, пережив разгром, крушение, унижение, Хильперик с момента своего воистину чудотворного исцеления двигался от победы к победе. Но, может быть, так Бог испытывал его, желая узнать, не слишком ли он возгордится? Не грозит ли ему опасность все потерять — как произошло это с Зигебером?

Впервые за долгие годы Хильперик думал о брате без ненависти, почти сочувственно. Он тоже въехал в Париж в ореоле славы и сделал этот город своей столицей. Он тоже поселился с женой и сыном во дворце на острове Ситэ, прежде чем отправиться в последний поход с целью навсегда обезопасить границы своего огромного богатейшего королевства. Но Зигебер ничего не сделал для Бога и Его служителей, и эта ошибка стоила брату жизни. Что осталось сегодня от его славы? Брунхильда была одинока, остразийская знать все более открыто пренебрегала ею…. После гибели Зигебера Лучшие, как и большинство viri magnified[61] Метца, становились все более независимыми, и со смертью Готико эти стремления еще усилились. Один из наиболее влиятельных людей среди Лучших, епископ Эгидий, вступил в переписку с Хильпериком и сумел добиться невозможного — вынудил Брунхильду и ее сына-короля заключить союз с Нейстрией против Гонтрана, обратив в прах все труды Готико. Договор был подписан год спустя в Ножане. Чего не знал никто, кроме наиболее посвященных, — это что Эгидий получил две тысячи