молчаливым спокойствием.
Валерия была другой. Всегда восторженная, живая, мало задумывающаяся над сложностями жизни, не вникающая в них, Валерия шла поверху событий и четко разграничивала работу, которую выполняла азартно, взахлеб, и отдых, когда она не стеснялась в проявлении своих желаний.
Она легко сходилась с людьми. За четыре дня пребывания в пансионате Валерия успела узнать гораздо больше об его обитателях, чем Магда и Александр за полторы недели. Ей было просто любопытно уточнить: почему, например, Леонидов жил в пансионате с дочкой, но без жены? И она узнала об этом на другой же день от Шурочки. На вопрос Магды она ответила с полной осведомленностью:
— Обычный развод в актерской жизни.
— Разве есть какая-нибудь разница между жизнью актеров и жизнью вообще? — спросила Магда.
— Еще какая! У них все по-другому. И женятся без конца, и расстаются без слез и упреков. Притом — в одном коллективе, на виду у всех. Сегодня она ему — жена, завтра — добрая знакомая, как будто и не прожил с ней несколько лет. Самое интересное, — оживилась Валерия, — разрыв произошел в нашем городе, когда они были на гастролях! Евгений Семенович приехал чуть позже, потому что был на съемках. Ну, помнишь этот фильм про женитьбу гусара? А когда приехал к нам, ему говорят, что у Фани роман с начинавшим тогда в театре Никитиным. Первое, что он сказал: «Лучше Никитин, чем какая-нибудь сволочь!» Но потом, конечно, сделал выводы, как и следовало. Со своей Фаничкой тут же порвал и с каким-то доктором, большим поклонником его таланта, укатил на Белые камни. Само собой, не один. Была с ним одна девчушка, по уши влюбленная в Леонидова. Он ведь тогда был Аполлон! Не то, что сейчас.
Магда заметила, что и теперь Леонидов представляется ей достойнейшим из мужчин, и поинтересовалась, чем же, в конце концов, кончилась эта история.
— Очень просто, — ответила Валерия. — Девчушку он, конечно, на другой же день забыл, а вот измену Фани — нет. Считает ее слабой женщиной и без царя в голове. По-моему, — скороговоркой уточнила она, — надо делать, все по уму: и женщиной быть, и царя в голове иметь не мешает. Кстати, наш Евгений Семенович далеко не промах. Он и за Шурочкой ухлестывает, и потом… ты видела эту незнакомку?
Магда вспомнила тот вечерний час, когда на веранде, примыкающей к коттеджу, они увидели необыкновенно красивую женщину. На ней была вишневая кожаная куртка. Женщина сидела в плетеном кресле и курила. Невысокий прямой лоб, над которым топорщилась челка иссиня-черных волос, аккуратный нос, полные яркие губы. Леонидов прохаживался по веранде, скрестив руки на груди, женщина провожала его взглядом больших, выразительных глаз.
Валерия со свойственной ей осведомленностью утверждала, что у Леонидова с этой незнакомкой роман. Они были то вместе, то врозь, однако Иринка относилась к ней так, как будто приехала родная мать, хоть называла ее по имени — Лизой.
Вся эта история Магду не слишком взволновала, но и не оставила равнодушной. Сейчас, когда она вместе с Ириной и Алешкой шла на лужайку, ее занимал один вопрос: не чувствует ли Леонидов себя совершенно одиноким, несмотря на то, что у него, конечно же, немало друзей-приятелей. Но вот тянется же он к Александру и отдает им всем столько душевного тепла…
Расположившись на своем любимом месте у стога, Магда снова подумала о Леонидове. До его возвращения из Москвы оставалось не менее восьми часов. За это время состоится прием у профессора.
Возможно, будет установлен диагноз… Леонидов обещал позвонить Вале. Что ждет их?..
Время двигалось так медленно, что Магде порой казалось, будто стрелки часов остановились. Магда вязала, читая книгу, и поглядывала на резвящихся детей. Александр по-прежнему сидел дома за работой: срок сдачи рукописи приближался, а подводить кого-либо он не привык. И все же Магде иногда казалось, что Александр не научился организовывать свое время. Ведь умел же Леонидов и много работать, и всецело отдаваться отдыху. Правда, материал, которым располагал Александр, по-настоящему захватил его, и он ощущал нужность своей работы. Да и заработок, пусть не такой уж большой, был им очень кстати. Отпускных денег хватало всегда только на отдых, а впереди — зима, неизбежно увеличатся расходы. Но, как бы ни было, от постоянной занятости Александра Магда страдала, хотя и не выдавала ничем этого своего состояния. Редко они бывали подолгу вдвоем.
Магда радовалась, когда его имя появлялось на страницах газет, и не скрывала этого. И то, что он замыкался в себе, целыми вечерами просиживал за письменным столом, стало в их доме обычным явлением. Встречи с людьми, без которых не обходится ни один журналист, наверное, настолько переполняли Александра, что дома у него возникала потребность остаться одному, обдумать увиденное, разобраться в нем.
Так или иначе, работа и Магды и Александра неизбежно разлучала их. Можно было по пальцам пересчитать те редкие счастливые дни или вечера, когда им удавалось вместе пройтись по городу.
Сегодня одиночество особенно угнетало Магду. И она вдруг вспомнила, как однажды вместе с Александром по его журналистским делам они зашли в районный ЗАГС.
Ее тогда поразило своеобразие этого учреждения. Она и не подозревала, что, кроме кабинета, где происходит регистрация браков, здесь есть хранилища, где собрана пусть краткая, но скрупулезно точная история многих человеческих жизней.
Эта узкая, с необычайно высоким потолком комната помнится ей и теперь. Тускло просачивался в нее свет через единственное решетчатое окно. С пола до потолка комната была заполнена грубо сколоченными стеллажами, и на каждой полке стояли переплетенные в серый картон тома архивных записей. Александр брал эти тома в руки, отыскивал нужное ему место, и Магда видела, как всего строчкой на пожелтевших и уже хрупких листах бумаги были вписаны жизни людей, живших когда-то и ушедших, чаще всего безвестных, давно позабытых. Там, на стеллажах, в этих бесчисленных книгах, значились записи сотен тысяч мертвых человеческих душ, канувших в никуда. Верно, и могилы их давным-давно сравнялись с землей… Ну что могла значить для Магды жизнь какого-то Игнатия Селифановича Верхотурина, мещанина, уроженца губернского города Перми, родившегося 17 дня июня месяца 1846 года и отдавшего богу душу сорок шесть лет спустя? Или жизнь его детей, которые тоже были вписаны в эти книги, их внуков, правнуков?..
Что успели эти люди? Как жили? Наверное, не без пользы, хотя бы потому, что живут теперь поколения, сменившие их. Но разве так, всего единой строчкой, должны благодарить своих предшественников и хранить о них память те, кто живет сейчас? Ведь и они, ушедшие, хотели, верно, преуспеть, сделать больше, как к этому стремятся теперь Александр, Леонидов, Владислав…
К ужину Леонидов не приехал. Магда и Александр сидели в холле лесного ресторана. Шурочка уже успела навести порядок, опустила тяжелые зеленые шторы на окнах и теперь перекидывала тонким указательным пальцем костяшки на счетах. Громыхнули двери, и Леонидов шумно ввалился в холл, заполнив все его пространство громкими приветственными возгласами. Казалось, все обстояло как всегда, как повелось еще до приезда Валерии с Владиславом, однако в этот раз никто не испытывал раскованности и ощущения полного душевного покоя.
Магда сидела с вязанием на коленях и посматривала на Леонидова. Шурочка кокетничала с Александром, но получалось у нее это неестественно. Леонидов не обращал внимания на женские хитрости Шурочки, наставительно ворчал:
— Дорогой Александр Александрович! Не обольщайтесь. Для вас это не имеет никакого смысла.
— Ну, конечно! — не удержалась Шурочка. — Мыслить могут только избранные.
— Мыслим мы, конечно, на недостаточном уровне, — снисходительно заметил Леонидов. — А как думает Магда?
Она промолчала. Ей было понятно, почему Шурочка сегодня так недоброжелательна к Леонидову. Обычно между ними были лад и обоюдная симпатия. Прислушиваясь к их пикировке, Магда невольно отвлекалась от тревоги за Владислава.
Леонидов понимал состояние Магды, точно так же, как Александр. Ему одному сказал Леонидов всю правду о Владиславе после возвращения из Москвы. Судя по тому, что профессора института порекомендовали Владиславу вернуться домой и периодически показываться местным специалистам, дела его были плохи. Именно это обстоятельство и не стал уточнять Леонидов при Магде. К тому же в глубине
