души он думал: если ученые с всесоюзной известностью не смогли установить точного диагноза или сомневались в нем, то нет и причин преждевременно оплакивать Владислава и огорчать Магду. Именно поэтому Леонидов был в этот вечер необыкновенно оживленным и не переставал рассказывать байки из своей актерской жизни, читал приходившиеся к случаю стихи, донимал своими, порою злыми шутками Шурочку.
Эту нарочитость в поведении Леонидова Магда не могла не заметить, но и не была в состоянии точно определить причину его повышенной оживленности. То ли он старался отвлечь ее, то ли заглаживал свою вину перед Шурочкой.
Он вдруг запел мягким густым баритоном:
— Я тот, кого никто не любит…
— По-моему, — прервала его Шурочка, — дамы вас прямо-таки обожают.
— Все, кроме вас, Шурочка. Абсолютно точно, что я попал к вам в немилость. Спросим у Магды. Вот достойная женщина! Нет, Александр Александрович — дважды Александр Македонский, вам в жизни крупно повезло. Но имейте в виду, Магда, и запомните на всю жизнь: если вам надоест ваш повелитель или вы наскучите ему, немедля приезжайте ко мне в Москву. Высшего счастья я бы не желал! Это я говорю вам вполне серьезно.
— Обязательно приеду, — рассмеялась Магда, — только не отказывайтесь от своих слов.
— Мало вам поклонниц в Москве? — беззащитно спросила Шурочка.
Магда взглянула на нее осуждающе: не следовало Шурочке показывать свою слабость — и, словно впервые, отметила, насколько прекрасно ее лицо, каким завораживающим блеском светятся ее карие раскосые глаза!
— Много, — ответил Леонидов, — поклонниц много, но по-настоящему любить можно только такую женщину, как Магда… Но у нас есть шансы. Еще не вечер!
— Само собой, — согласилась Шурочка, — давно ночь.
— День да ночь — сутки прочь. А ведь даже сутки — это всего лишь миг, и он никогда не возвратится. Вот вечор приезжала мой старый добрый друг Лиза. И, вы знаете, она сравнила час пребывания в нашем райском уголке с вечностью. К сожалению, я редко чувствую всем своим существом минуту проходящего времени. Но знаю: невосполнимые траты времени, которого не ценишь, вернутся к нам когда-нибудь в образе горьких воспоминаний. Возможно, мы еще соберемся здесь, но, запомните, таких счастливых минут уже не будет. И кто знает — может быть, не будет и кого-нибудь из нас…
Ночь была темной и прохладной. Ровный ряд коттеджей, в которых давно погасли огни, едва светлел на черном фоне деревьев. Они шли по асфальтированной дорожке, дивясь тишине и воздуху, настоянному хвоей.
У коттеджа, где жили Магда с Александром и Леонидов, Шурочка стала прощаться. Она пожелала всем спокойной ночи, на что Леонидов возразил:
— Разве мы можем спокойно уснуть, не проводив вас до дому?
Теперь уже он пожелал спокойной ночи Магде и Александру, положив руку на плечи Шурочки. Они медленно пошли дальше.
Осторожно открыв дверь, Магда первой вошла в комнату и, убедившись в том, что Алешка спит, тихо спросила:
— Что ты думаешь об отношениях Леонидова и Шурочки?
Со свойственной ему прямотой Александр ответил:
— Думаю, что они давным-давно благополучно живут друг с другом.
— Ну уж! Почему обязательно так? И кто же в таком случае Лиза?
— Как сказал сам Леонидов, старый, добрый друг.
— Странно все-таки у актеров.
— Ничего странного. Просто они у всех на виду. Людям иногда кажется, что они знают об артистах больше, чем о самих себе.
— Как у тебя всегда все просто и объяснимо. Возможно, ты прав. Давай поскорее ложиться, я чувствую себя совершенно разбитой.
Магда взяла полотенце, пошла в душ, быстро вернулась оттуда и залезла под одеяло.
— Ты спишь? — спросила она через некоторое время.
— Еще не успел.
— А я прямо-таки засыпаю. Саш, как ты думаешь, кого он больше любит?
— Кто?
— Евгений Семенович, конечно. Шурочку или эту Лизу?
— По-моему, он больше всех других интересуется тобой, — не придавая значения сказанному, ответил Александр.
— Не беспокойся, твоего достоинства я не уроню.
Леонидов вытянулся на тахте, положил под голову подушку и закурил. Только что ушел Володя Долин, который обещал разбудить его ровно через час, однако ни малейших признаков сна не наступало. Многие мысли мешали этому. Они словно сгрудились враз все вместе, требовали действия или хотя бы ответа на них, не давая покоя душе. Его волновала судьба сценария на «Мосфильме»: примут ли его окончательно и предоставят ли возможность сыграть заглавную роль, на которую он претендовал? Включат ли в состав постоянных участников традиционной комедийной телепередачи? Эх, как бы да кабы знать все наперед! Александр вот утверждает, что владеет даром если не предвидения, то предчувствия. Любопытный получился с ним разговор на эту тему в один из вечеров.
— Что ни говорите, — сказал Александр, — а человек не всегда слеп. Не всегда слеп, когда пытается разглядеть свое будущее или будущее своих близких. И даже — если не пытается. Иной раз картины будущего независимо от себя нет-нет и возникнут в воображении. Или, наоборот, не возникает таких картин. Вот я, например, могу определенно сказать, что никогда не увижу Магду старой. Как это произойдет — не знаю, но так мне видится…
Леонидов ответил тогда Александру:
— Не берусь судить, лично я даром предвидения похвастаться не могу. Будущее все-таки от нас сокрыто. Может быть, и к лучшему. Да и наукой не подтверждено все это.
— По-моему, — стоял на своем Александр, — точные науки здесь ни при чем. По крайней мере — пока. Здесь — интуиция, а может быть, непознанное. Мы еще далеко не все знаем об истинной силе целеустремленной и одухотворенной мысли.
— Боже! — рассмеялась Магда. — До чего вы договорились! Мистика все это!
Леонидов с ней согласился, однако все предыдущие дни и вот теперь, в эти минуты, когда хотел уснуть и не мог, хотя прежде это всегда удавалось, он испытывал настоятельную необходимость поторопиться: ему все время казалось, что какие-то причины могут помешать завершению книги. Об очень многом хотелось сказать в этой работе, которая представлялась чрезвычайно сложной, порою непосильной. Просто ли переложить на бумагу многие события, через которые прошел, написать образы дорогих ему людей? Кто из авторов может поручиться за успех пока еще не существующего произведения, да и существующего — тоже? Так было каждый раз, когда он принимался за пьесу. Началом всего была настораживающая робость.
В работе над романом это прошло, но вот теперь, после знакомства с Магдой и Александром, с Валерией и Владиславом, в мир его мыслей и чувств вторглась такая сумятица, что свела на нет прежнюю ясность и стройность будущей книги.
Замысел романа рушился, другие решения не приходили, и от этого скверно становилось на душе. В корзину для бумаг каждый день летели исписанные страницы. Конечно, его никто не принуждал писать роман, тем более такой, каким он видел его теперь. И уж, само собой, писал он не ради денег. Проблемы денег для работящего человека, как считал Леонидов, не существует. Дочь свою он всегда прокормит, останется и на личные потребности. Накопительство Леонидов презирал.
Мысли и чувства вдруг смешались. Магда и Александр… Именно Александр рассказывал о многих замечательных людях, с которыми сталкивала его журналистская работа. Он постоянно видел их на заводах и стройках Урала. Несомненно, и в восьмимиллионной Москве таких людей было превеликое множество. Но
