связывала их лишь с крепкой верой и искренним ей служением, а стало быть, все равно творцом таковых объявляла Всевышнего. А вовсе не того, кому измененная плоть и принадлежала. Когда-то Иоганну хватило прочитанного откровения, чтобы отпрянуть от книги, как от ядовитой змеи. Но как выяснилось много позже, и в змеином яде тоже может возникнуть вдруг настоятельная потребность.
«Весь мир вокруг состоит из бесконечных и непрерывных изменений. Нужно лишь только присмотреться повнимательнее, чтобы их увидеть…»
О да, с этим Иоганн был вполне согласен. Вспомнить хотя бы предыдущего помощника. Таким милым мальчиком казался, такого священного воодушевления был исполнен, что ему прочили блестящее будущее. И что, сбылось оно? Нет, ни капли, потому что, слыша осанну все чаще и чаще, юноша вконец возгордился так, что счел себя чуть ли не равным в святости Верховному инквизитору.
О чем и заявил во всеуслышание. Поговаривали, что послушник попросту сошел с ума из-за непрерывных молитв и других богоугодных занятий, но брат-инквизитор Иоганн, памятуя о крамольной книге, мог бы сказать, что имело место именно изменение плоти. Правда, навеянное духом сторонних людей, но ведь юноша не остался глух к восхвалениям, не так ли?
«Изменить себя способен любой человек, если того пожелает всей душой, всей без остатка, но такое случается очень редко, поскольку каждый из нас окружен родными и близкими, на которых мы и расходуем наши души. И разумеется, немалую часть души мы отдаем Отцу небесному, а того, что остается, оказывается слишком мало для перерождения. Но если человек сумеет отрешиться от своего окружения, хотя бы на некоторое время, он сможет достигнуть многого…»
Иоганн перевернул страницу, потом еще одну, пропуская рассуждения давно умершего инквизитора о природе отношений человека и мира.
«Тот, чья вера в собственные силы становится невероятно сильной, творит настоящие чудеса, сравнимые с чудесами небесными. Но поднимается ли он при этом к свету или, напротив, утопает во тьме? Мы привыкли говорить о втором, не допуская первого, однако в действительности не случается ни падений, ни возвышений, ведь все, что мы можем обрести, от рождения сокрыто в наших телах и душах…»
И здесь автор дневника тоже не лгал. Иначе откуда брались бы хоть те же послушницы, умеющие исцелять раненых и поднимать павших? Добро бы их нарочно искали по городам и весям, придирчиво отбирая одну из тысячи, так нет, почти любая непорочная девица могла получить послушнический посох. Да, не все шли дальше, к сиянию жриц и прорицательниц, но первый шаг был доступен каждой. А значит, и все последующие, только бы хватило силы духа.
«Что мы обычно понимаем под изменением плоти? Стать сильнее, быстрее, ловчее. Но во всех этих качествах нам всегда требуется отправная точка. Сильнее? По сравнению с кем? С твоим соседом? С легендарным рыцарем? С троллем? С демоном? Выбор слишком богат, поэтому чаще всего мы желаем стать «таким же, как» кто-то, кажущийся нам образцом для подражания. И это верный путь к изменениям, главное — не останавливаться перед рубежом, когда себя и в самом деле нужно представить другим. Измененным.»
Читая все дальше и дальше, Иоганн начинал понимать, почему эта книга не заинтересовала инквизицию. Слишком сложна для осознания. Понять то, что в ней изложено, легко, благо брат Эмброуз писал так, как и мыслил, по-человечески обыденно. А вот осознать, что все в ней изложенное — руководство к действию…
«Изменение требует полной концентрации на себе и своих ощущениях, и лучше всего это получается делать, отстранившись от общества. Вот почему первыми успехов в перерождениях плоти добились те, кто вольно или невольно поставил между собой и прочими людьми непреодолимые преграды. Ведьмы. Они, принимая свой Дар, всегда уходят прочь от суеты городов и селений, сосредотачиваясь на чистом знании и ежедневной практике. А когда их собственная плоть становится полностью послушной своей владелице, наступает черед чужой плоти.»
Брат-инквизитор закрыл книгу и осторожно поставил на прежнее место. Так, чтобы не попадалась на глаза прочим любопытствующим.
Ведьмы, стало быть. Жаль, что он успел о них узнать слишком мало, пока это было возможно самым естественным путем. Впрочем, и слава Всевышнему, что тот позволил своему верному слуге недолго пребывать на охотничьей службе! На ней недолго было оказаться убитым или пропавшим без вести. Или попасть в те же самые застенки, куда водил отловленных ведьм, потому что соприкасался с богомерзкими чарами, и если твоему духовному наставнику хоть на мгновение почудилось бы, что ты…
Иоганн еле удержался от плевка на узорчатый паркет библиотеки. Строги и жестоки были церковные нравы, но только для тех, кто стоял у подножия храма. Вот и приходилось карабкаться наверх всеми возможными путями по ненадежным нитям паучьей инквизиторской сети.
Часть библиотеки, что хранила материалы, собранные Охотниками, выглядела намного более посещаемой, нежели та, где брат-инквизитор читал запрещенную книгу: и лак на полу был местами стерт до самого нижнего слоя, и переплеты лоснились следами прикосновений. Да и на полках шкафов не наблюдалось присутствия хоть какого-нибудь порядка, хотя юный послушник, перекладывавший свитки с места на место, явно старался разобраться с царящим здесь хаосом.
— Отче! — Заметив брата-инквизитора, юноша поспешил склонить голову в поклоне, впрочем, затем только, чтобы тут же вернуться к книжным полкам.
— Благословен будь, сын мой… Мне понадобится твоя помощь.
— Все, что в моих силах, отче.
Иоганн перевел взгляд на ворох бумаг.
— Где-то здесь должны быть сведения о ведьмах.
Послушник позволил себе кротко улыбнуться:
— Все, что вы видите перед собой, отче, и есть такие сведения. Вам нужно что-то особенное?
— Пожалуй. К примеру, ведьминские чары. Чары, которые накладываются на людей.
Юноша рассеянно потер уголок правого глаза, кивнул сам себе, сгреб с одной из полок все, что там находилось, и водрузил бумажную кипу на стол.
— Кажется, здесь. Сейчас посмотрим…
— Доброго дня, сыне мой.
Иоганн обернулся, услышав знакомый и почти ненавистный голос. Епископ Андерер собственной персоной! Проклятый старикан настолько благообразной наружности, что человек непосвященный никогда не смог бы заподозрить его в каком-либо злоумышлении. Что ему вдруг понадобилось в библиотеке?
— Доброго дня, отче.
— Интересуетесь делами минувших дней? — лениво осведомился епископ, кутаясь в шерстяные складки алой мантии.
— В какой-то мере, отче. В какой-то мере.
— А следовало бы вам обращать больше внимания на дела нынешние, — мягко пожурил брата- инквизитора Андерер.
Иоганн чуть не задохнулся от возмущения. Дела нынешние? Да он только-только завершил рассмотрение дела о ночном происшествии с волчицей и провел очищение дома и всех его обитателей от скверны! И тут же получить упрек в ненадлежащем старании? За что?
— Вот, к примеру. — Епископ достал из широкого рукава тоненький свиток. — Жители одной из дальних провинций обеспокоены появлением оживших мертвецов. Это дело куда более подходит для приложения ваших сил, дорогой Иоганн, нежели чтение книг.
Брат-инквизитор вынужден был стиснуть зубы и поклониться, принимая из рук Андерера указание к очередному действию, а потом покорно покинуть библиотеку. И надо же было старикану появиться в самый неподходящий момент! Да еще с направлением в какую-то глушь, где кто-то то ли с перепугу, то ли по пьяни решил, что столкнулся с мертвяком. Бред! Детей Мортис не видели в границах Империи уже с десяток лет, если не более. Последние кучки, пробиравшиеся в сторону Алкмаара, были истреблены отрядами гвардейцев. Конечно, в заброшенных поместьях и прочих руинах еще могла оставаться нежить, но она не приближалась к людским поселениям, предпочитая затаиться и ждать нового волеизъявления своей верховной госпожи.
Иоганн зло хлопнул дверью кельи, бросил свиток на стол, подошел к окну и сжал пальцы на кованых прутьях решетки. Нужно было усмирить дух молитвой, но как назло ни одной подходящей случаю не
