вспоминалось. Оставалось только изо всех сил стискивать железо, тратя накопившуюся ярость на безысходное сражение с намного более крепким противником.
— Отче?
В дверь, оставшуюся приоткрытой, заглянул послушник и, решив, что брат-инквизитор поглощен молитвой, уже собирался отступить обратно в коридор но Иоганн отпустил решетку и повернулся:
— Да, сын мой?
— Меня просили кое-что вам передать.
Юноша оглянулся, словно боялся слежки, положил в ладонь своего наставника скомканный клочок бумаги и выскользнул за дверь. Иоганн развернул записку, поднося к свету, чтобы лучше разглядеть строчки маленьких букв, и изумленно выдохнул.
«Материал: бронза. Место изъятия: поместье близ Аартена. Результат преобразования: волк необыкновенно крупных размеров, седой масти, с глазами красного цвета, лапы покрыты рисунком, предположительно являющимся своего рода подписью ведьмы, зачаровавшей кольцо. Преобразование происходит не медленнее, чем в течение трех минут. Успешно опробовано на половозрелой женщине».
Брат-инквизитор невольно дотронулся до кошеля, в котором, обернутое тканью, лежало кольцо, снятое с волчьей лапы. Опробовано, говорите? Значит, кто-то нарочно его разыскал? И наверняка по поручению высшего чина, потому что на записке сохранилось две трети оттиска печатки, сестру-близняшку которой Иоганн носил на своей левой руке в память о начале пути. Печатки охотника на ведьм.
Когда-то Тарн был всего лишь фортом, но сейчас глазам Марка предстал настоящий город, конечно, не столь оживленный, как столица Империи, но ничуть не уступающий тому же Аартену. Да и к слову сказать, после года скитаний по самым глухим уголкам Империи охотник именно в таких городках чувствовал себя как дома. Приграничье, оказавшееся намного более удаленным от верховной власти, нежели от врагов, и разрозненных, и объединенных, очень быстро сообразило, что защищаться нужно самостоятельно.
В итоге на имперских рубежах многие сохранявшие верность короне бывшие баронства теперь превратились чуть ли не в самостоятельные государства. А там, где у местного владыки не хватило денег или кишка оказалась слишком тонкой для завоеваний, даже возникли города, не признающие над собой никакой власти.
Впрочем, Тарн, судя по флагам, венчавшим башни, от Империи откалываться не собирался. Разве только церковной власти здесь не было никакой, одно лишь женское аббатство, само больше напоминающее форт своими высокими стенами. Возможно, и в этих краях были в свое время поселены лазутчики церкви, но искать их наугад представлялось слишком опасным, потому следовало полагаться лишь на собственные силы и смекалку, чтобы добраться до места назначения.
Марк, спрятавший в лесу «кресты», а также прочие свидетельства своей службы и сменивший красный плащ охотника на ведьм на поношенное, почти разбойничье одеяние, пока добирался до главной городской площади, успел узнать из подслушанных разговоров только то, что у Амменирского поместья есть законный владелец. Стало быть, пробираться туда по-воровски не стоило. Но для того чтобы найти безопасный путь к вожделенной цели, требовалось время и, по возможности, доверие со стороны людей вокруг. А как бродяге добиться подобного доверия? Для начала перестать быть бродягой.
— А скажи, добрый человек, найдется ли в ваших местах работа? — спросил Марк у трактирщика после того, как плотно и сытно пообедал.
Можно было сразу начать с расспросов, но многолетний опыт укреплял во мнении, что оплаченная снедь всегда располагает к разговору больше, чем пустые обещания. Вот и хозяин трактира, теперь уже как бы обязанный ублажить посетителя вместо того, чтобы уйти на кухню, присел на лавку напротив незнакомца, недавно пришедшего в Тарн.
— Как не быть? Коли руки, ноги да голова на месте, то и работа сыщется.
Охотник откинулся назад, прислоняя спину к доскам трактирной стены, и взглянул на собеседника чуть исподлобья:
— Руки, ноги, голова, значит… А если к ним еще и душа прилагается?
Трактирщик понял намек быстрее, чем любой его собрат, скажем, живущий поближе к столице: в пограничных землях «бездушными» называли лихих людей, не имевших ни стыда ни совести и не гнушавшихся убивать каждого, кто попадется на пути.
— А ежели и душа есть, то самая тебе дорога в Амменир.
Марк приподнял бровь, изображая удивление:
— И что же там за работа меня ждет?
— О том точно не скажу. Не болтают много тамошние работники о своих делах. И платят там не с лихвой, зато для людей с душой — самое место.
Слова трактирщика, казалось, противоречили друг другу, однако опыт подсказывал Марку, что даже опровергающие друг друга факты могут быть легко увязаны вместе, если найдется еще один, самый главный. Нужно только поискать получше.
— Странные разговоры ведешь, добрый человек. И работники у тебя молчаливые, и денег, говоришь, толком не видят… Душа-то им к чему?
— Им-то, может быть, и ни к чему, — осклабился трактирщик. — А вот их хозяину нужна зачем-то. Не берет он на работу первых встречных. Особенно таких, что кровью пахнут.
А вот это уже настораживало. Владелец поместья не желает иметь дел с наемниками? Странно. Места здесь глухие, смутные, беспокойные, а значит, нужны люди не робкого десятка. Или платить и вправду нечем? Но тогда было бы все наоборот, не шли бы в Амменир наниматься. А тут, получается, идут, да возвращаются. Не солоно хлебавши.
— А что так? Неужто в Приграничье кто-то крови боится?
— Боится? Да где там! — махнул рукой трактирщик. — Вот уж кого-кого, а милорда Конрада обвинить в боязни язык ни у кого не повернется! Да вы сами взгляните, вон он, на площади стоит.
Марк повернулся и подвинулся на край лавки, чтобы добраться до окна.
— Вон, видите? Спина у него еще колесом.
На самом деле никакого колеса не было. Да, у молодого мужчины, с хмурым видом рассматривающего чашу большого фонтана посреди площади, была горбатая спина, но не настолько уж согбенная, чтобы служить поводом для насмешек.
Марка, к примеру, такой изъян в чужой фигуре только тревожил, потому что все знакомые ему горбуны обладали недюжинной силой, стало быть, и этот сквайр вполне мог оказаться им под стать. Да и лицо у хозяина Амменира было лицом воина, а не помещика, только шрамов не виднелось ни одного. Вот и поди угадай, знакомы сему человеку военные ремесла или просто таким на свет уродился? Хотя если приглядеться, плащ прикрывает что-то вроде ножен, свисающих с левого бока. Но зачем тогда сквайру понадобился суковатый посох? От бродячих собак отмахиваться?
Пока Марк во все глаза рассматривал сквайра, к которому собирался наниматься на работу, на площадь въехала большая дорожная карета в сопровождении верховых охранников, и собравшихся у фонтана горожан охватило радостное оживление. Всех, кроме одного: Конрад оставался все таким же хмурым. Впрочем, когда из кареты вышла невысокая черноволосая девушка, лицо сквайра заметно посветлело, он подхватил вновь прибывшую путешественницу на руки и закружил в объятиях.
— Сестра его приехала, — пояснил трактирщик. — Она где-то ближе к столице живет, раз в месяц или в два приезжает на денек.
Ну, раз так, значит, есть у сквайра деньги: поместье не самый маленький доход приносит, если брат может позволить сестре при столице прохлаждаться.
— Сегодня намилуются, а завтра распрощаются. Ты если хочешь про работу со сквайром говорить, завтра подходи. Как раз с утра, когда карета уйдет, он к себе и отправится.
Марк рассеянно кивнул, показывая, что слушает, но в голове его этим временем уже зрели соображения по поводу того, чем объяснить запах крови, если нюх хозяина Амменира и впрямь окажется настолько силен, как о нем рассказывают.
— Зачем палку-то притащил? Только все бока мне изомнешь! — притворно разозлилась сестра, выскальзывая из объятий Конрада.
