другого. Никогда в жизни не расстреливал.
— Вот и представится случай, — негромко, но властно ответил Штубер. — Вдруг потом по службе пригодится. Так что выполнять приказ.
«А ведь этот парень почувствовал холодок гибели», — сказал себе Штубер. И, как только Семенюк отвернулся, жестом, но так, чтобы и старшина тоже не видел, показал Розданову: «Этого — ножом».
40
Выстрел этот Штубер сразу выделил из всех прочих, которые то и дело раздавались в плавнях и по ту сторону излучины. Он прозвучал как-то особенно выразительно и призывно. Розданов, очевидно, специально выбрал момент, когда стрельба вокруг поутихла. И хотя выстрел поручика снова вызвал пулеметную чахотку и по ту сторону плавней, и в немецких окопах, заглушить его для Штубера не смогла бы уже никакая канонада.
— Спрашивается тогда, на кой черт мы брали его в плен, таскались с ним? — проворчал старшина, которого Штубер пригласил к себе в блиндаж.
— Что с ними еще делать? Пришли сюда, ворвались в дом, как бандиты…
— Оно так. А все же… Как-никак жизнь человеческая ушла.
— По-христиански, старшина, по-христиански. Только сумеем ли всех оплакать? Хотя бы своих. Не говоря уже о пришельцах. И еще скажи мне… Ты значительно старше меня, опытнее, жизнь повидал. Сумеем в конце-концов устоять в этой войне? Против такой-то силы?
Старшина помолчал, закурил, потом еще какое-то время задумчиво смотрел на пламя зажигалки.
— Я тебе как окопник окопнику скажу, чтобы не под протокол.
— Так и прошу.
— Гнать он нас будет долго. Далеко гнать будет — точно говорю. Может, до самого Днепра, а может, и дальше — до Волги, Дона. А все равно выдохнется. Страна огромная. Люду много. Леса темные. И бить немца будут повсюдно, в каждом городе, каждом селе, в каждом перелеске. Нет, не захватить ему такую страну, не удержать ее — при всей его стальной машинерии.
— Но ведь, кроме Германии, против нас еще Румыния, Венгрия. А там и Япония не выдержит, попрет.
— Согласен, силища. Уж какой румын невояка, а человек при оружии — он всегда страшен. И убить его, обстрелянного, ой как непросто. Он ведь тоже горазд убивать. Но только, мозгую, все эти союзнички германцу не помощь. Дух не тот. Германец еще и духом, верой в свой рейх силен. А остальные — что свора шавок, им бы на падаль бросаться или после коршуна пировать.
— Доля истины в этом, конечно, есть, — неохотно согласился Штубер. Но это игра. В душе барон был полностью согласен с ним. Особенно в том, что касается союзников. Но более всего Штубера удивил трезвый аналитический подход старшины к оценке ситуации.
— Зря Гитлер попер сюда, зря. Чего ему не хватало? Под гусеницами его танков вся Европа. С нами вон договор подписал. Когда два медведя начинают драть друг друга из-за берлоги, хозяином становится третий. Послабее, но осмотрительнее, хитрее.
— Англия то есть?
— Да хоть бы Америка.
— А ты политик, старшина, политик. Кто ж ты по профессии?
— Да как тебе сбалагурить? Студентом был когда-то. Инженерничать мечтал. Не дали выучиться, выгнали. Чуть ли не судили как врага народа. Старый друг, армейский майор, помог в армию определиться. Уж сам не знаю, почему, но приняли меня, хоть и не должны были — неблагонадежный все же. Командовать людьми, конечно, не дали, все при технике состоял, но как-никак старшина.
— Однако предупредили, что офицерского чина тебе не получить?
Штубер сразу заметил, что употребил понятие «чин» вместо «звание». Однако старшина на это не среагировал.
— Я и не рвусь. И на том спасибо. Не будь армии — спился бы, заблатнился, как множество других. Так что я не в претензии.
— Сам-то рассчитываешь пережить эту войну, или… голова в кустах? Что чутье подсказывает?
— Подсказывает, что вроде должен еще пожить. Особого страха нет. Но и на рожон не лезу. А там, как судьба предначертит.
— Значит, говоришь, еще должен повоевать? Хорошее предчувствие.
Штубер поднялся и вышел из блиндажа. Вслед за ним вышел и старшина. Какое-то время они стояли в окопе и всматривались в ту сторону, где должны были находиться окопы немцев. Ночной ветер разносил по степи зарождавшиеся там слова германского солдатского гимна и звуки губных гармошек.
— Э, старшина, хлопцы наши уже вернулись? — как бы невзначай спросил Штубер.
— Которые расстреливали? Не знаю.
— Странно. Почему не доложили?
Они прошли ходом сообщения к окопу, поинтересовались у одного солдата, другого. Старшина позвал Семенюка (фамилии остальных, очевидно, не запомнил), но кто-то из бойцов ответил, что он до сих пор в плавнях.
— Может, они там в секрете остались? Как дозорные? — предположил старшина.
— Товарищ лейтенант, вас к телефону! — крикнул телефонист.
— Меня? Кому это я понадобился?
— Командир дивизиона.
— Ничего не предпринимать, старшина. Ждать меня здесь. Я сейчас.
«Только бы не вздумал пойти на поиски красноармейцев без меня, — слегка нервничал Штубер, принимая из рук телефониста трубку. — Кстати, почему бы нам не сходить на эти поиски вместе? Прихватив, может быть, еще кого-либо из солдат?» — успел он подумать, прежде чем услышал сбитый с тональности сиплой одышкой голос Грошева. Оберштурмфюреру уже запомнилась эта неизгонимая одышка, с которой капитан, очевидно, давно свыкся.
— Пляши, лейтенант, прибыло подкрепление. Взвод приведет младший лейтенант Совко. К сожалению, совсем еще дитя. Ни стрелять, ни козырять. Я вас спрашиваю! Так что принимай на себя общее командование сводной ротой.
— Как прикажете, товарищ капитан.
— Пусть пока окапываются во втором эшелоне. Метрах в пятидесяти за тобой.
— Не против. Пусть окапываются.
— Вслед за ним и я тебя навещу. А то меня в штаб полка вызывали.
— По поводу меня, что ли?
Вопрос был задан в темпе разговора и не должен был вызвать особого подозрения.
Грошев замялся.
— Почему тебя? По общей обстановке. Кстати, в штабе сказали, что к тебе вроде бы пленного переправили. С передовой. Немецкого офицера.
— Странно. Откуда они узнали об этом? — не смог скрыть удивления Штубер.
— Кто-то сообщил. Им тут сразу же разведотдел дивизии заинтересовался. Так что жди еще одних гостей. Придут за твоим «языком».
— А вы не могли бы попросить штаб полка, чтобы их, гостей этих, немножко задержали?
— Это ж почему? — спросил Грошев после некоторой паузы. Голос его сразу же стал жестким.
— Подстрелили мы этого лейтенанта. При попытке к бегству.
— Ты что, сдурел?! Какая еще «попытка к бегству»?! Я вас спрашиваю!
— Так получилось. Офицер ударил конвоира ногой, пытался убежать в плавни. А тот пальнул.
— Тогда иди и добывай им нового лейтенанта, понял? Сам иди и добывай. И в штаб я звонить не буду. Разведчиков отпугивать от тебя тоже не стану. Не подашь им к машине немецкого лейтенанта или другого офицера — пойдешь под суд. Я вас спрашиваю!
