отношение к документации о перевозках грузов, противнику систематически передавалась дезинформация о передвижении частей Красной Армии, военной техники, боеприпасов, снаряжения и прочего по Московско- рязанской и Московско-киевской железным дорогам.
Вражеская разведка отнеслась с большим доверием к сообщениям агентов. В их адрес поступило три поощрительных радиограммы.
«Благодарим за активную работу. Ваша информация получила высокую оценку. Ждем нетерпением новых сообщений. Привет.
«Вы награждены орденами «За храбрость». Поздравляем и желаем новых успехов. Все шлют приветы.
«Ваши личные счета пополнились новыми крупными суммами денежных средств».
Итоги работы показывали, что пора было переходить к более активным действиям. Для начала наметили вызвать в качестве курьеров двух агентов — Мухина и Щукина — друзей Лобова, которые по отзывам Костина находились в особо доверительных отношениях с немцами, имели награды за выполнение заданий, связанных с переходом линии фронта.
После уточнения ряда вопросов, связанных с посылкой курьеров, 21 июля противник сообщил:
«Лосю. Курьеры отправлены. Будет Мухин и Викторов. Встречайте лично двадцать второго — двадцать третьего от четырнадцати до пятнадцати по местному времени. Встреча моментальная у станции метро между Октябрьским и Северным вокзалами. Результаты доложите немедленно. Желаю успеха.
— Да…, — задумчиво произнес Барников, прочтя радиограмму. — Здесь мы, кажется, дали промашку, предложив встречу в городе, малость не додумали, Лобова то ведь послать нельзя. Пожалуй, проще и надежнее было сообщить явочный адрес, и пусть бы туда шли, прямым ходом на засаду. И брать было бы легче. А теперь придется что-то придумывать. Давайте-ка поговорим с Костиным.
— Садитесь, Сергей Николаевич, — предложил Барников, как только Костин вошел в кабинет.
— Читали телеграмму?
— Конечно, я ее расшифровывал.
— Что будем делать? О посылке Лобова не может быть и речи.
— Я пойду, Мухина знаю, и он меня знает.
— Но Вы же не Лось, а они просят его «встречайте лично». Что-то надо придумать, чем-то объяснить отсутствие Лося?
— А если сказать болен?
— Нет, Сергей Николаевич, это не годится. Слишком примитивно, сразу запашок нехороший, настораживает.
— В отделе подумайте вместе, потом доложите.
Прошло около часа, а мы с Костиным, сидя у меня в кабинете, так пока и не приблизились к цели, перебрав большое количество вариантов.
— А что, если мы сделаем так, Сергей Николаевич, возникла у меня мысль, отберем от Лобова записку, адресованную Мухину, всего несколько слов, но хлестких, понятных только ему. Тогда Вам и объяснять ничего не надо.
— Это, пожалуй, идея! — заметил Костин.
— Вот только, что написать? Это, вероятно, надо выяснить у самого Лобова.
Я тут же позвонил Козреву.
— Саша, как наш подопечный?
— Да ничего, вот сидит сейчас у меня. Вроде начал приходит в чувство.
— У нас возник один срочный вопрос. Можно ли поговорить с ним?
— Пожалуйста, заходи.
Отпустив Костина, я направился к Козреву.
Лобов сидел в углу кабинета в позе полностью расслабившегося человека, которому, казалось, все безразлично.
При моем появлении он нехотя приподнял свою стриженную элипсообразную голову, на миг взглянул исподлобья, не выражая никаких эмоций, и отвернулся.
— Вы что же, Федор Ефимович, так безучастно встречаете гостя? — спросил Козрев.
— А что мне этот гость, какой от него навар?
— Конечно, заметил я, вот если бы Мухин, тогда другое дело.
Лобов оживился, заулыбался.
— Это правильно, в точку.
— Да еще бы и Щукина сюда, — добавил я, — то думаю, Федор Ефимович и в пляс бы пустился.
Лобов захохотал.
— А Вы шутник, гражданин начальник.
— Никакой не шутник, а просто знаю, что они Ваши закадычные друзья. Один за всех и все за одного. И спиртиком промышляли в тайне от фрицев.
— Правильно говорю?
— Правильно, в точку, — просиял Лобов.
— Только не пойму, как вам, чертям, удавалось это? Лобов выпрямился, расправил плечи, на лице появилось самодовольство.
— А что, разве мы лыком шиты? Подумаешь, фрицы! Да их обвести, раз плюнуть. Главное, спайка меж собой. Наш закон — взаимовыручка и надежность друг на друга: сказал, значит сделал.
— Кто же у Вас был за главного? — спросил Козрев.
— Ясно кто, — ответил за Лобова я, — конечно Федор Ефимович. Так ведь? — обратился я к нему. Лобов улыбнулся, чувствовалось, что это было ему приятно, но промолчал.
— Все это брехня, какой из него главарь, — заметил Козрев, — кто его послушает?
— Ну не скажи, Саша. Ты, видимо, еще не знаешь этого орла. Мне доподлинно известно, что его слово для Мухина и Щукина все равно, что приказ.
— Правильно? Федор Ефимович.
— Молодец, начальник! В точку попал.
— Вот в связи с этим у меня к Вам, Федор Ефимович, есть одна большая просьба.
— Говорите, — ответил Лобов, показывая всем своим видом большую заинтересованность.
— Боюсь только, что Вы откажитесь.
— Говорите, говорите, смотря что.
— Ну ладно, так и быть. На днях мы отправляем к немцам одного нашего человека. Он уже бывал там. И учился там же, где и Вы. Для укрепления его авторитета хорошо было бы свести его с Мухиным, а для этого нужна Ваша рекомендация. Как Вы смотрите на это, возьметесь?
— Вот это да! — просиял Лобов, — ну и хитрецы! Надо же такое придумать! Только что я буду от этого иметь?
— Разве Вам не понятно, что, выполнив нашу просьбу, Вы значительно облегчите свое положение. Да и Мухину ничего плохого не сделаете.
После дополнительного обсуждения и некоторого раздумья, Лобов согласился с нашим предложением, написав собственноручно следующее:
