Клэр и Кэрол сказали, что оставят меня с ней наедине, но я пробыла там совсем недолго. Я чувствовала, как тепло покидает Свонни, и мне не хотелось касаться холодного тела.
— Как ты думаешь, почему твоя мама так долго ждала? — спросила я. — Ей тогда было больше сорока, а Свонни — пятьдесят восемь.
— Что-то побудило ее к действию. Это обычно бывала ревность или обида. Или чье-то пренебрежение. Мне бы не хотелось говорить это — но что поделать? Это правда. Тот гей просто прошел мимо нее на улице и не поздоровался.
— Я всегда думала, что тот, кто прислал Свонни письмо, увидел ее фотографию в «Татлере».
— Для нее этого было бы достаточно. Свонни на фотографии выглядела счастливой, преуспевающей? Она была красива и хорошо одета?
Я кивнула. А затем он рассмеялся, и я засмеялась вместе с ним. Ничего смешного не было — но кто сказал, что мы смеемся, потому что нам весело?
Я спросила, не знает ли он, как его мама выяснила, что Свонни не дочь Асты. Он ответил, что, возможно, ей рассказала бабушка. Она должна была знать, потому что очень долго жила с Астой в одном доме. Аста не могла родить мертвого ребенка, выйти на улицу, найти живого на замену, принести его домой — или ей принесли бы, — чтобы Хансине не заметила хотя бы чего-то. В каком-то из дневников Аста упоминает, что они с Хансине много пережили вместе. Ясно, что у них были особые отношения, хотя не слишком теплые или дружеские.
— А зачем Хансине рассказала об этом?
— Для многих людей секреты обременительны, и когда они стареют, этот груз становится непосильным. Также, я думаю, мама и бабушка вряд ли когда-нибудь общались с твоей семьей. Бабушка считала, что дела твоей семьи не касаются моей матери, но она плохо знала свою дочь. Это могло всплыть в разговоре об усыновлении, когда бабушка рассказывала, что прежде это сделать было гораздо проще, чем сейчас. Нужно было просто найти нежеланного ребенка и забрать его, примерно так, как сделала миссис Вестербю, больше ничего не требовалось.
— Интересно, Аста старалась держаться подальше от твоей семьи по этой причине? В дневнике есть место, где она пишет, что не хочет приглашать Хансине на празднование золотой свадьбы. Я считала это снобизмом, но теперь не уверена.
— Все говорит о том, что усыновление в наши дни лучше. Лучше сделать это через суд, официально, как следует. Но мы не будем усыновлять детей?
— Нет, благодарю, — рассмеялась я.
Мы с Полом ходили на закрытый просмотр «Ропера». Пресса отсутствовала, были в основном члены Британской академии кино и телевидения и, кроме Кэри конечно, режиссер фильма Майлс Синклер, актер, игравший Ропера, и актриса, игравшая Флоренс Фишер.
Сначала мы с Кэри выпили в баре. Она выглядела довольной и красивой в костюме от Шанель и по секрету сказала, что купила его на январской распродаже, но все равно он стоил больше тысячи фунтов. Я поинтересовалась, довольна ли она результатами съемок.
— Очень довольна, просто в восторге. К тому же съемки превратились в настоящее расследование, в общем, ты знаешь, о чем я, Энн. Я думала, что в результате смогу раскрыть тайну, но не получилось.
— А чего ты ожидала через восемьдесят пять лет? — усмехнулся Пол.
— Не знаю, не знаю. Я иногда такая глупая. Наверно, надеялась, что всплывет правда.
Она протянула каждому из нас буклет со списком актеров и фотографией, на которой Клара Саламан в роли Лиззи стоит под газовым светильником. Список оказался очень длинным: семья Ронеров и Флоренс, любовники, полисмены, судья и адвокат, жених Флоренс, кэбмены, торговцы, носильщик с железнодорожной станции, сестра Ропера, ее муж. Я заинтересовалась, кто играл Эдит, и оказалось, что две близняшки. Это была вынужденная мера — закон ограничивал съемочное время для детей.
Мы прошли в кинозал, и фильм начался ровно в половине седьмого, но сначала на сцену поднялась Кэри и сказала, что рада представить двух джентльменов, которые сделали все возможное, чтобы этот просмотр состоялся, а именно — режиссера и сценариста. Она попросила их подняться, что они и сделали, немного смущенные. Майлс Синклер оказался огромным мужчиной с кустистой седой бородой. Он сидел рядом с Кэри, близко наклонившись к ней, и, когда погас свет, положил руку на спинку ее кресла. Интересно, не он ли оплачивал костюм от Шанель?
Что я могу сказать о «Ропере»?
Все было очень здорово, на редкость увлекательно. На самом деле захватывающе. Фильм не выглядел дешевкой. Он получился почти интеллектуальным, с чувством эпохи происходящих событий, без анахронизмов. Люди, которые читали дневники Асты, точно так же будут смотреть «Ропера». Не буду рассказывать о фильме. Мне было тяжеловато его смотреть. У меня сложилось собственное впечатление после прочитанного об Альфреде Ропере. Здесь же все происходило не на вилле «Девон», где жили герои событий. Актеры так же не были похожи на Роперов, как и дом не был домом Мэри Гайд на Наварино-роуд. Это несколько давило, и во время просмотра я постоянно ощущала дух Джека Потрошителя, который обязательно присутствовал во всех криминальных драмах, имевших место в Лондоне в конце прошлого века и в начале этого.
Самого убийства мы не увидели. Нам показали только Лиззи с перерезанным горлом. Я сама виновата, что ожидала увидеть зловещую фигуру с окровавленным ножом, выходящую из аллеи. Ничего подобного не было. Кэри и сценарист не рискнули сделать такую сцену, хотя у нас оставалось подозрение, как оно должно было остаться и у всех читателей отчетов Вард-Карпентера и Мокриджа, что Ропер, вероятно, на самом деле убил жену и скрылся после этого.
Кэри читала мемуары Артура Ропера, а также переписку Ропера и его сестры, приведенную в материалах Вард-Карпентера. Кроме этого она изучила отчеты о процессе, напечатанные в газетах того времени. Сведения, полученные из этих источников, позволили ввести в фильм больше персонажей, но не больше информации. Тем не менее мне понравилось, и я сказала об этом Кэри. Пол пошутил, что теперь он может повысить цену за дом, когда соберется продать его. Я еле сдержалась, чтобы не сказать, что впервые услышала о его намерении продать дом. В этот момент Кэри представила нас Майлсу Синклеру, сделав это так, что не оставалось сомнений насчет их отношений.
Я порадовалась за нее. Если бы два или три года назад мне кто-нибудь сказал, что я буду рада видеть Кэри Оливер счастливой, я сочла бы его ненормальным, но сейчас я действительно радовалась за нее. Мы договорились встретиться и вместе пообедать. Майлс Синклер записал свой телефон на одном из буклетов, и я сделала вывод, что Кэри сейчас проще найти у него, чем у нее дома. Я свернула листок и спрятала его в карман.
— Ты никогда не говорил, что собираешься продавать дом, — сказала я на обратном пути в Хэмпстед.
— Это было неожиданное решение.
— И куда ты намерен переехать? — я с ужасом затаила дыхание.
— Об этом рано говорить, продажа займет много времени, не меньше года.
— А все-таки?
— Думаю, на Виллоу-роуд в Хэмпстеде. Если ты не возражаешь.
Я совершенно забыла о Лайзе Уоринг. Мы с Кэри и Майлсом пообедали и уже пили кофе, когда вдруг она сообщила, что Лайза звонила. Мне пришлось переспросить, о ком это она. Лайза была в Лондоне, остановилась рядом с работой Кэри на Фрит-стрит. Кэри сказала об этом таким тоном, будто дела совсем плохи, будто Лайза — шпионка или мстительница, хотя неизвестно, что именно она хочет показать.
— Когда ты с ней встречаешься? — спросила я.
— В среду утром. Ты ведь тоже придешь, да? Ты обещала.
Майлс посмотрел на нее снисходительно, словно на капризного ребенка, но я не слишком обрадовалась. В среду мне неудобно. Но по опыту прежних лет я знала, что в такой ситуации Кэри лучше не перечить, так как отказ повлечет за собой публичный скандал — с обвинениями, слезами и вообще трагедией. Именно таким способом она добивалась успеха прежде. Она сжала мою руку:
