неожиданность, вам трудно смириться. Что ж… Поверьте, всем нам сейчас нелегко. Пожалуй, для меня это даже тяжелее, чем для вас. Но выбора нет.
Пожалуйста, не ходите к хирургу и не пытайтесь сделать операцию по уменьшению члена – это не решит проблемы. Вы добьетесь лишь того, что на вас будут смотреть как на безумца. Человек, некогда имевший гениталии, достойные Книги Рекордов Гиннеса, теперь стал недомужиком. Калекой. Глупец, уменьшивший свое достоинство ради того, чтобы вернуть карьеру… Нет, это не спасет положение. Лучше возьмете свой монументальный пенис, который, как я полагаю, все равно никогда не твердеет толком, а больше напоминает холодец… Хм… Простите, это было невежливо с моей стороны… Так вот, возьмите свой монументальный пенис – и проваливайте отсюда. Знаете ли вы, что некоторые из нас боятся заходить на бензоколонки, потому что десятифутовые шланги автоматов напоминают им о вас? Это стоит нам времени и денег. Возле заправочной станции нам приходится крепко зажмуривать глаза и добираться до служащего вслепую. Нет уж, достаточно. Больше никаких шлангов. Ваш член – не уродство и не мутация вроде третьей ноги или второй головы. Хуже. Он кажется нам органом, присущим представителям какой-нибудь внеземной цивилизации, которым люди просто не могут обладать в силу своей физиологии. Мы просто не можем позволить себе этакое счастье в нашем обществе землян. Я дико извиняюсь. Даже и не пытайтесь пожать мне руку. Просто уходите. И пожалуйста, перестаньте плакать.
БЛИЗНЯШКИ
Многие люди – и отнюдь не только молодые мужики – западают на меня и мою сестру. Мы двойняшки, и обе работаем фотомоделями, рекламируем женское белье. Разумеется, у окружающих мы вызываем бурю эмоций. Некогда мы произошли из одной яйцеклетки и всегда фотографируемся вдвоем. Видя нас, парни отчего-то проникаются убеждением, что имеют право на полный комплект. Они заигрывают с одной из нас, а потом претендуют на обеих. Мы отвечаем: о нет, извините. Это нехорошо. Это очень-очень дурно. Это аморально. Мы веруем в Того, кто выше всех нас. Того, кто живет где-то высоко-превысоко – над нашей квартирой, над облаками, над нашей планетой, а может быть, и над всей солнечной системой. И где- то в Библии – хотя мы точно не знаем, на какой странице, – сказано, что две девушки, особенно две сексуально активные двойняшки, никогда не должны возлежать с одним и тем же парнем. И не имеет значения, как сильно мы любим друг друга. И неважно, что именно сулит нам этот мужчина – пусть даже он обещает отдых на Бали. Мы никогда не поминаем имя Господа всуе и не намерены делать это теперь. Иначе легко можно запутаться. Как правило, мы называем его Он. Он – вдохновитель всех наших мечтаний и деяний. Читаем ли мы воскресную молитву или забираемся на Гималаи – мы всегда-всегда помним о Нем.
Бахвальство парней – не более чем маскировка их неуверенности в себе и всяческих прочих комплексов. Когда мы раздеваемся, любой из этих бычков сразу перестает рыть землю копытами. Да что там! Он даже дышать перестает. Все они разом обалдевают и немеют. Еще бы. Недаром же мы – профессионалки. Мы в совершенстве овладели навыком стрелять глазами и знаем, когда следует сложить губки бантиком и ни в коем случае не улыбаться – потому что так сексуальнее. Это возбуждает мужчин, но в то же время и пугает. Да, это непросто – как и любая наука. Что там, внутри наших тел – рядом с клетками, органами и жидкостями тела? Поскольку мы родились с подобным безупречным экстерьером и стали фотомоделями парни мечтают узнать нас… как бы это сказать… поглубже… Они желают осмотреть все в деталях и забраться в самые сокровенные пещерки (а это – как нетрудно догадаться, – рот, влагалище и анус). В этих пещерах вы не сыщете эха, зато там найдется много всего Другого. Бамперы наших джипов украшены одинаковыми наклейками. Они гласят: «Я (нарисованное сердечко) МОЮ ВАГИНУ». Между прочим – чистейшая правят мы их обожаем. Мы бреем их самыми маленькими бритвочками, так что наши нижние губки всегда голенькие и гладкие, как вишенки (это, кстати, одно из прозвищ).
Поскольку мы рекламируем бюстгальтеры и трусики, все думают, что мы искушены в любви, как порнозвезды. Глубочайшее заблуждение. Мы – сексуальные профаны. Если парень просит делать это побыстрее или порезче – у нас получается слишком быстро или слишком резко. Или наоборот: слишком медленно и слишком вяло. А если он просит пососать, полизать или погладить, то мы сосем и лижем совершенно не так, как надо. Или неправильно держим. Или царапаем ногтями уретру… Если речь идет о более, чем одной уретре, следует писать:
Наш любимый фильм – «Шоах»[36]. Один джентльмен с истинно еврейским даром убеждения однажды сводил нас в кино. Это фильм длительностью восемь часов, билеты стоят по двадцать долларов каждый, а на просмотр требуется два Дня. Мы испытали ужасное чувство, созерцая машину для попкорна. Это мерзко. Ядрышки крутятся и корчатся в своей прозрачной тюрьме, а потом взрываются… Мы купили большую коробку попкорна, но из уважения к жертвам фашизма и к нашему спутнику, чье имя останется тайной, не съели ни единого зернышка. Ну, то есть мы перехватили немного хлопьев, пока стояли в фойе, но едва вошли в зал, наш спутник зарыдал и плакал до конца фильма. Раньше попкорн был нашей любимой едой. Теперь же при созерцании лесистых пейзажей нас тянет блевать. А когда видим красоту, то пытаемся понять, какая мерзость за ней сокрыта.
Едва закончилась война, священники сняли портреты Гитлера и повесили на их место изображения всемогущего Его. Но стены были перекрашены, рамки оказались менее вычурными, и никто не сумел забыть предыдущее лицо. Женщины тоже могут быть нацистками, но только мужчины отрубают головы, насилуют и ставят зверские эксперименты над людьми. Оружие женщины – экономика и любовь. Мы деморализуем противника, бойкотируем бизнес и распространяем литературу. Мы сражаемся своим интеллектом… Странно, все-таки, что с пенисом можно делать очень ограниченное количество вещей. Его надо или сосать, или стискивать – вот и все. Нам бы хотелось чего-нибудь не такого резкого, чуть менее похожего на поршень. Еще желательно – чтобы без лишних складок Изломов. Не исключено, что мы лесбиянки. А может, нет. Наша любимая сексуальная позиция – валетом друг на друге, пока мальчики втыкают нам сзади, по-собачьи. Тогда видны яйца наших парней, похожие на волосатые чайные пакетики. И в те моменты, когда его червячок выбирается из пещерки, можно поцеловать его прежде, чем он снова ускользнет внутрь.
ЗАЧАРОВАННЫЙ ЛЕС
Дровосек с глазами зелеными, как весенние листья, с красиво изогнутыми алыми губами, с двухдневной щетиной на нежно-розовых щеках подошел к стойке бара. В ушах его покачивались серьги- замочки. Дровосек снял с плеча свой огромный острый топор, легко вогнал лезвие в пол и сказал:
– Мне как обычно.
У него был красивый нежный голос – такой же мягкий, как и черты его лица.
Я был бы рад сохранить невозмутимое выражение, но не преуспел. Глаза мои распахнулись в изумлении, уши горели словно в огне, а желудок свернулся в тугой комок. Каждый мой нерв был напряжен До предела. Я поспешно опустил ресницы и нарисовал в блокноте заказов малюсенький вопросительный знак. А потом еще много-много значков вопроса подряд. У меня внутри все бурлило. Если бы только Дровосек видел судорожные подергивания моего карандаша, он бы решил, что я пишу на каком-то особом нечеловеческом языке.
– Вообще-то, наверное, стоило бы расшифровать это мое «как обычно», чтобы не вышло накладки. – сказал он. – Мне, пожалуйста, бифштекс и яйца. Бифштекс должен быть хорошо прожарен. Яйца вкрутую, шесть штук, чуточку-чуточку недоваренные… Я бы сказал, что они должны быть средне проварены, но из этого «средне» часто получаются яйца всмятку, а я их терпеть не могу…
У него были черные волосы и магнетический взгляд, зовущий за собой в неведомые голубые дали…
– Извините за беспокойство, но мне бы хотелось еще вот что: оладьи, помидоры, бекон, сосиски, яблочный соус. И четыре тоста, намазанные маслом так, как будто в них врезался грузовик с маслобойни… если вы понимаете, о чем я…
Я понимал. В этот момент я как раз рисовал фургончик доставки, потерявший управление на горном мосту и свалившийся на крышу пекарни…
– Намазанные маслом сверх всякой меры, – сказал я. Мне очень хотелось ему угодить.
