Бодлеру, верх неприличия.
Эва даже не улыбнулась его мрачной филиппике.
– Ты сказал «запечатлел ли он последний поцелуй»?
– Ну да. В английском переводе так.
Он поморщился:
– И вообще это извращение – переводить Бодлера. Думаю, желающих найти не так просто.
Эва тряхнула головой, словно отгоняя навязчивую мысль, взяла у него открытку и медленно прочитала вслух:
– Les supremes adieuz… а про поцелуй раньше, что ли? А как эта строфа выглядит в оригинале? Ты же наверняка помнишь и оригинальный текст. Ты вообще все помнишь.
– Оригинальный текст?
– Господи, как эта строфа звучит по-французски?
– А ты меня не побьешь? У меня произношение, знаешь…
– Если ты перестанешь так старательно грассировать, то не побью.
Дон опять зажмурился и представил себе даму-супервайзера, жужжание компьютера и зеленоватую страницу. Слева французский стих, справа – английский перевод. Дон видел этот сайт совершенно ясно. Ему оставалось только прочитать строфу вслух:
– Dis-moi, tete effrayante, a-t-il sur tes dents froides
Colle les supreme adieux?
Наступила тишина.
–
Он кивнул.
– A где же поцелуй? Une bise, un bisou, une embrasse?
Он подумал и пожал плечами – поцелуй в оригинале отсутствовал. Английский перевод, по-видимому, неточен. Можно подумать, что переводчик тоже видел эту открытку с губами.
– Точнее было бы так, – сказал он: –
– Colle по-французски значит «клеить», – задумчиво произнесла Эва. Последние две строки, если переводить слово в слово, означают: «Приклеил ли он последнее прости к твоим холодным зубам?» Интересно, что человек из шахты собирался приклеить к холодным зубам своего любимого?
Дон вопросительно посмотрел на Эву. Она медленно встала.
– А это не может быть…
– Ты же не думаешь, что…
– Отпечаток губ на открытке сделан после смерти Камилла Мальро. Поэтому и помада. Сейчас-то все может быть, но в то время младшие лейтенанты французской армии не гуляли с накрашенными губами. Мальро к этому времени уже лежал в своем саркофаге. Человек из шахты, скорее всего, отодвинул камень, накрасил губы любимого, запечатлел их на открытке и задвинул снова. И как ты думаешь, что ему захотелось приклеить к заледенелым зубам,
Дон схватился за голову.
– Я думаю, тебе надо вернуться к таксисту и попросить у него какой-нибудь инструмент, – сказала Эва.
Дон, конечно, заблудился. Когда он нашел выход с кладбища, сапоги «Др. Мартене» были выше щиколотки в грязи.
Машина была не освещена, и Дон с некоторым облегчением подумал, что водитель, наверное, спит. Но его внезапно ослепил дальний свет. Он прикрыл глаза рукой, подошел к такси и постучал в окно. Стекло поехало вниз.
– А ваша подружка?
– Она еще там, – крикнул Дон, стараясь перекричать дождь.
– А вы знаете, который час? Я уже час здесь торчу как идиот.
– Да, мы…
– А мертвяки?
– Лежат, где лежали, – сообщил Дон.
Водитель что-то сказал, но слова потонули в шуме ливня. У Дона не было никакого желания переспрашивать. Вместо этого он сказал следующее:
– Дело в том… я хочу попросить у вас кое-какие инструменты.
Дон на какую-то секунду засомневался, слышал ли водитель его слова. Наверное, слышал – осклаблился, показав редкие зубы.
– Попросить нельзя, – сказал водитель, глядя на него мученическими похмельными глазами. – Попросить нельзя, а напрокат – можно. За три сотни евро можете взять все, что лежит в багажнике.
Дон подумал, как он будет рассказывать эту историю Эве. Пачка купюр, которую дала ему Хекс, подходила к концу. Он пересчитал деньги, удерживая зонт между плечом и щекой.
– Двести пятьдесят, – сказал он.
– Триста. А если хотите, чтобы я сидел и ждал, пока вы там грабите могилы, – еще триста.
Он облизнулся. Язык у него был синий. Дон отошел немного, чертыхнулся и в свете фар пересчитал деньги еще раз.
– Триста за все, – сказал он, вернувшись к машине.
Водитель взял у него смятую пачку денег, нагнулся и нажал какую-то кнопку. Багажник открылся.
– Что найдете – все ваше. – Шофер с ухмылкой вручил Дону визитную карточку и тут же поднял стекло, чтобы не выстуживать машину.
Под запаской в багажнике лежали несколько больших отверток, связанных в пучок куском провода, как динамитные шашки. Дон сунул их за пояс и, покопавшись еще немного, нашел то, что искал, – карманный фонарик с почти севшей батарейкой. Пока он шел до мавзолея, фонарик успел несколько раз погаснуть, а его оранжево-красного света хватало в лучшем случае на пару метров.
Вернувшись, он обнаружил, что Эва без его помощи отодвинула дощатый щит, прикрывавший подвальный этаж. В помещении вновь распространился отвратительный запах нечистот.
–
Он выбрал здоровенную отвертку с деревянной ручкой и посветил на верхнюю ступеньку лестницы:
– Нехорошо тревожить мертвых…
– Я пойду с тобой, – решительно сказала Эва.
В груди появилась неприятная ноющая боль, и он потянулся к сумке за трамадолом. Пока он выковыривал две таблетки, Эва исчезла в подвале. Дон изо всех сил старался дышать ртом.
Фонарик и в самом деле был на последнем издыхании. Он то и дело гас, и, чтобы вернуть к жизни, его приходилось встряхивать. Дон посветил вниз. Эва стояла на нижней ступеньке лестницы, как раз над уровнем жижи.
– Где саркофаг Мальро? – спросила она.
Он посветил вдоль стены.
– Убит врагом, – прошептала Эва.
– Прошу. – Дон протянул ей отвертку.
Это была маленькая месть, довольно, впрочем, бессмысленная – он прекрасно знал, что искать брод в зловонной жиже придется именно ему.
Они поменялись местами.
Дон опустил ногу в темную воду. Нога сразу стала ледяной.
–
Держась за лестницу, попытался нащупать дно. Нога ушла почти по колено, но дна он не достал.
– Скорее всего, здесь неглубоко, – сообщила Эва ободряюще.
