буковых лесах Польши и состояла из нескольких поставленных друг за другом вопросительных знаков.
Дон посмотрел на часы – без четверти четыре. Он попробовал прикинуть, куда они за это время могли добраться. Карандаш помедлил немного у истоков Днепра, потом двинулся на север – и тут он услышал, как кто-то постучал в раздвижную дверь вагона. Через короткий промежуток стук повторился, на этот раз более настойчиво, словно стучавший точно знал, что в вагоне кто-то есть.
Дон замер. Кончик карандаша уперся в голубую ленту Днепра.
Быстрые шаги в мазонитовом коридоре. В двери салона появилась Эва с красными после сна глазами. Она шевелила губами, пыталась беззвучно что-то сказать, но в этот момент опять постучали, и кто-то начал возиться с замком.
Дону удалось наконец выйти из оцепенения. Он встал, и ему показалось, что стены салона надвигаются на него с каждым ударом.
Бежать было некуда.
– Потайная дверь ведь заперта? – беззвучно сказала Эва.
Он пожал плечами, что могло в равной степени означать «да, заперта» и «откуда мне знать?».
– Пойти посмотреть? Она же запирается изнутри, да? Может быть, какой-нибудь рутинный контроль, заглянут и уйдут? – не теряла надежды Эва.
Дон не успел ответить, потому что до них долетел громкий шепот по-русски, прозвучавший как шипение змеи:
–
– Мы можем только… – начал было Дон, но тот же голос прервал его:
–
Дон проглотил слюну и заставил себя сдвинуться с места. Он не понял ни слова. Эва загородила ему дорогу.
– Отойди, – сказал он. – Надо открывать. Никуда не денешься.
–
Адвокат не сдавалась. Она побелевшими пальцами вцепилась в косяк.
Дону пришлось немного побороться с ней, чтобы оторвать ее пальцы от двери и протиснуться в мазонитовый коридор. Потайная дверь была закрыта.
Он отпер ее, прошел по коридору и начал искать в кармане железнодорожный ключ.
–
Теперь, когда он стоял перед раздвижной дверью вагона, стук перешел в грохот.
Он опустился в темноте на колени. На ощупь вставил ключ в скважину, дважды повернул и поднялся, ожидая самого худшего.
Дверь немедленно поехала в сторону – кто-то толкал ее снаружи. В коридоре стало светлее, но не намного – рассвет еще не набрал силу. Перед ним стоял солдат в серо-зеленой форме. У ноги его, прижав уши, терлась добродушная на вид овчарка. Она тут же начала заливисто лаять, и солдату пришлось дернуть ее за поводок. Собака смолкла и уставилась на Дона веселыми золотистыми глазами, высунув язык и часто дыша.
–
–
Дон порадовался, что не видит себя самого – заспанного, в мертвенном освещении раннего утра.
–
Солдат приложил палец к губам, оглянулся через плечо и показал на узкий деревянный ящик, спрятанный под вагоном.
–
Дон не знал, что и сказать. Он ляпнул первое, что пришло ему в голову:
–
Солдат, похоже, понял вопрос, покачал головой и поправил на плече автомат Калашникова. Потом нагнулся, вытащил ящик и взгромоздил его в вагон.
Вконец ошарашенный Дон наблюдал за его действиями, не имея ни малейшего представления, что происходит. Наконец он произнес что-то совсем уж невразумительное:
–
Русский кивнул. Он по-прежнему нервничал, но медлил.
–
Дон быстро пошарил в карманах и извлек несколько купюр – последние остатки сестриных денег – и протянул молодому парню.
Тот широко и приветливо улыбнулся:
–
Только смачный щелчок вошедшей в замок двери заставил Дона понять, что никаких претензий у солдата к нему не было. Единственной целью визита была доставка загадочного ящика.
С помощью Эвы ему удалось втащить посылку в салон, и теперь ящик стоял посреди красного коврового покрытия. Они смотрели друг на друга, не понимая, что все это значит.
Ящик был обхвачен белой пластмассовой лентой с металлическим замком, который, похоже, никто не вскрывал. Они даже предположить не могли, что там внутри, и довольно долго не решались его открыть. Дону теперь повсюду мерещилась взрывчатка.
Наконец он вздохнул, вытащил из тумбочки нож и разрезал пластмассовые стяжки. Потом вставил нож под крышку, приподнял ее, действуя ножом, как рычагом, и отклонился в сторону, подчиняясь настойчивому требованию Эвы – ей тоже хотелось посмотреть.
Но ничего разглядеть не удалось. В ящике было что-то мягкое. Но что именно, понять невозможно – все было завернуто в толстый непрозрачный полиэтилен.
Он начал вскрывать пленку, сантиметр за сантиметром. Эва неодобрительно качала головой, осуждая его легкомыслие. Он разрезал пленку по трем сторонам периметра и откинул в сторону. Под пленкой лежала пуховая полярная куртка из неоново-желтого горетекса.
Дон вытащил куртку и бросил Эве. Под ней оказалась еще одна такая же куртка, а также кипы зимнего белья.
Он доставал комбинезоны, шапки и рукавицы, белье. Живописный ворох на полу салона все рос и рос. В ящике были также ледоруб, пара мощных карманных фонарей и небольшая коробка с инструментами. Отдельно лежал ничем не примечательный сверток, в котором обнаружилась пачка долларовых купюр шокирующе высокого достоинства.
А на самом дне он нашел простенькую, словно украденную из школьного химического кабинета, бунзеновскую горелку с хромированной подставкой, вентилем для регулировки пламени и баллон с пропаном, уже присоединенный к горелке.
Дон вытащил горелку и поставил на пол. И только тогда взгляд его упал на забытый на дне ящика конверт. Там были два более чем профессионально сделанных фальшивых шведских паспорта и короткое письмо, написанное на кость скверным почерком:
III
43. Мурманск
Мурманск. Шестьдесят восьмой градус северной широты. Северо-запад России, Кольский полуостров, Заполярье. Город, окруженный пологими, уже покрытыми снегом горами. Огромная гавань открывается в бескрайний северный океан. Широкие пирсы только кое-где освещены редкими фонарями.
Одинокий троллейбус проскрипел мимо длинного ряда обветшалых пятиэтажек и остановился перед фасадом многоэтажного дома. В этот ранний час отель «Руссландия» был совершенно темным, лишь одно окно на десятом этаже то и дело вспыхивало призрачным мерцающим светом.
