Еле сдерживаясь, чтобы не впасть в панику, Дон шел по обледенелому пирсу. Утренняя стужа перехватывала горло, и дышать становилось все труднее.
Большого доверия ни к кораблю, ни к русскому атомному реактору он не испытывал, но говорить об этом с Эвой было слишком поздно. К тому же он слишком устал, чтобы вообще произносить какие-то слова. Рюкзак висел на плече, а на другом болталась заветная сумочка. Бунзеновская горелка с каждым шагом все сильнее врезалась в спину, но адвокат даже и не думала предложить ему помощь.
Дон издали различил фосфоресцирующие в свете установленных на пирсе фонарей красные анораки. На пятачке у багажных тележек, указанном в рекламной брошюре, собралось уже человек пятьдесят пассажиров. Не позже чем в семь часов пятнадцать минут он должен отметиться у входа Т-9. Оттуда они поднимутся на лифте на кормовую палубу ледокола.
Подойдя поближе, Дон заметил загорелого плейбоя средних лет, очевидно представителя компании «Бейли Экспедишнс». В одной руке у него был мегафон, а другой он постоянно поправляя пышную шевелюру.
– Дэвид Бейли, – представился плейбой, протягивая руку для пожатия.
– Самуель Гольдштейн. А это… Анна, моя жена. Это мы заказали круиз в последий момент.
– Лучше поздно, чем никогда, – улыбнулся Бейли. – И кстати, не вы одни так припозднились.
У него были неестественно белые зубы.
Он вручил Эве и Дону красные экспедиционные анораки. На спине и на груди красовался логотип компании. Бейли перелистал папку с пластиковыми кармашками и протянул им бейджики. Дон тут же прикрепил бейдж к куртке. На карточке красовалась надпись: «Самуель Гольдштейн, Швеция. Каюта № 43».
Ждать пришлось довольно долго. От нечего делать Дон стал разглядывал публику. Оказывается, на Северный полюс собрались в основном пенсионеры. Они стояли на пронизывающем ветру и беспокойно переговаривались. Наверное, им тоже не по себе, решил Дон. Но, скорее всего, пожилым людям просто не терпелось подняться на борт.
В основном американцы. На некоторых вместо шерстяных шапочек бейсболки. Какой-то старичок замерзшими пальцами пытался подкрутить регулятор громкости слухового аппарата. Дама рядом с ним совершала странные движения нижней челюстью – должно быть, соскочил зубной протез. А совсем рядом с Дэвидом Бейли в кресле-каталке устаревшей модели – старушка с очевидными симптомами болезни Паркинсона.
Очень скоро Дон обнаружил, что кроме группы пенсионеров среди искателей полярных приключений были и другие люди. Отдельно стояла группка подростков с чемоданами, украшенными логотипом Международного фонда живой природы. Они обменивались отрывочными французскими и итальянскими фразами. И вдруг Дон оцепенел – у кого-то зазвенел мобильник. Он узнал эту мелодию – прошлогодний шведский хит. Парень с мобильником наверняка был из Швеции. Он, наверное, почувствовал взгляд Дона и повернулся. Несколько секунд они глазели друг на друга – Дон и паренек лет шестнадцати в капюшоне, обвязанном палестинской шалью. Парень улыбнулся, показал взглядом на шведский бейджик Дона и продолжил разговор. Фотографию на объявлениях о розыске он, очевидно, не вспомнил, а если и вспомнил, ему было на это глубоко наплевать.
В семь ноль-ноль загудела басовая сирена «Ямала». Бейли возвестил, что пора подняться на борт. Пенсионеры нестройной толпой двинулись к лифтам. Эва взяла Дона за руку и чуть не волоком потащила за собой. По дороге стояли тележки для багажа. Он снял рюкзак и бросил его в тележку. И только когда уже переполненная тележка двинулась в путь, Эва догадалась спросить, вынул ли он из рюкзака крест и звезду. Дон ахнул и начал усиленно махать и кричать матросу, следившему за багажом. Крики его потонули в шуме ветра – было уже поздно.
Они пошли искать Дэвида Бейли. Надо было узнать, куда разгружают багаж, мало того, подлежат ли сумки и чемоданы досмотру. Но, оказывается, претензии были не только у них – с Бейли довольно резко разговаривал пожилой человек. Он тоже настаивал, чтобы его багаж был при нем. Старик повернулся, и Дону удалось прочитать надпись на бейджике: «Агусто Литтон, Аргентина». Скоро Дон понял, что Литтон путешествует не один: вокруг вертелось несколько мрачных черноглазых парней с длинными волосами. Они подчинялись малейшему жесту старика. Парни буквально защищали багаж своими телами. Но тут речь шла не о жалком рюкзаке из плащевой ткани. Рядом с ними стояло несколько сундуков с надписью «Fragile». Покуда старик доказывал что-то на причудливой смеси испанского и английского, Дон внимательно изучал его лицо – настолько странным оно ему показалось.
Голова Литтона больше всего напоминала голый череп. Кожа настолько тонкая, что кажется нарисованной на костях, и совершенно прозрачная. Сквозь эту желтоватую пленку просвечивает треугольник носовой кости и мощный хрящ, формирующий нос, который принято называть орлиным. Цвет очень глубоко посаженных глаз настолько водянистый, что поначалу Дон решил, что у старика двусторонняя катаракта.
Наконец Литтон убедил Бейли и тут же начал командовать своей лохматой гвардией, указывая, где что надо поставить. Мрачные типы, не меняя выражения лица, отряхнули с курток мокрый снег и начали носить ящики. Бейли тяжело вздохнул и повернулся к Дону. Он заверил, что его рюкзак в надежном месте, проводил Дона к лифту и нажал кнопку на коробочке, висевшей рядом с лифтом. Холодный и неуютный, но по крайней мере безопасный пирс мурманской гавани ушел из-под ног.
На кормовой палубе ледокола, на высоте не менее двадцати метров над водой, стоял вертолет, выкрашенный в национальные русские цвета: белая крыша, красная кабина. Голубая краска на брюхе порядком облупилась.
Бейли тут же начал объяснять назначение вертолета, хотя уставшие пассажиры слушали его вполуха. Судя по его словам, машина нужна была для воздушной разведки разводий в паковых льдах, чтобы сделать путешествие как можно более приятным и комфортабельным.
Потом Бейли поднял правую руку и пригласил путешественников подняться по трапу выше. Там помещались мачты радаров и параболы спутниковой связи.
Коридоры на ледоколе были клаустрофобически узкими. Бейли мимоходом показал на дверь, за которой, как он сказал, размещались сауна и небольшой бассейн.
Он провел их в столовую с низким потолком, где стояли длинные непритязательные столы. На доске объявлений было прикноплено меню, состоящее в основном из блюд русской кухни.
Центр управления реактором находился на третьей палубе. Дон обратил внимание, что мониторы компьютеров не меняли, наверное, лет десять.
На следующей палубе размещались длинные коридоры с каютами по обе стороны. Имена пассажиров были приклеены полуотлепившимся скотчем. Самуель Гольдштейн, а напротив – Анна Гольдштейн.
На пятой палубе располагалась капитанская рубка с широкими панорамными окнами, открывающимися на носовую палубу корабля. За плотно закрытой дверью, сказал Бейли, размещается навигационное оборудование «Ямала».
Бейли пару раз постучал в дверь, и оттуда вышел могучий моряк в черном мундире с окладистой бородой с проседью и в темных очках. Бейли представил его – капитан «Ямала», Сергей Николаевич. Тот пробормотал что-то неразборчиво, но на смену ему явился главный инженер. Худой и подвижный технарь оказался на редкость говорливым.
Он говорил по-английски бегло, хотя и с сильным акцентом. Инженер сообщил, что за все десять лет службы «Ямала» в качестве круизного корабля неполадки с реактором возникли всего один раз и их легко удалось устранить. Подводная пневмоомывающая система, правда, иной раз барахлит, но, оказывается, и без нее ледокол в состоянии пробить дорогу в плотных массах льда…
Наконец Бейли удалось вставить слово в монолог инженера и поблагодарить его за исчерпывающую лекцию. Затем руководитель группы провел пассажиров на самый нос корабля, где поведал о необходимых спасательных навыках.
Первым делом американец натянул на себя спасательный костюм. Показал, какое положение тела надо принять, чтобы продержаться в ледяной воде не менее часа. Потом открыл один из металлических люков – там находились спасательные плоты.
Нельзя сказать, чтобы настроение путешественников улучшилось после этих подробностей. Поэтому Бейли подвел их к катеру для зоологических наблюдений и сообщил, что в прошлом круизе они видели
