охарактеризовал Стуруа это сказочное место. Всплыла из памяти его удивительно емкая фраза.
Когда я на передаче предварял показ киноматериала о Диснейленде, то 'выдал' в эфир блестящую характеристику этого 'рая для детей', данную когда-то Мэлором Георгиевичем, поскольку она была уникальна по своему приближению к истине. Передача вышла, а через несколько дней раздался звонок:
— Юрий Александрович! Получается, что вы там у себя занимаетесь плагиатом? Наверное, подняли старые папочки, посмотрели тогдашнюю 'подводку' Мэлора Георгиевича, а самого решили не приглашать… Решили, что на этот раз справитесь сами? А вместе с тем…
— Даю слово, что никакой папочки я не поднимал…
— Не может этого быть! Что-то не верится.
— Просто я запомнил вашу замечательную фразу.
— Вы не могли ее запомнить с такой точностью! Что, у вас такая память?
— Я действительно хорошо ее запомнил.
— Все равно как-то не верится!
— Сейчас докажу. Помните свое выступление у нас, когда вы рассказывали о родео, о ковбоях?
— Хорошо помню.
— А помните, что вы сказали в самом конце своего рассказа?
— Откровенно говоря, запамятовал…
— Надеюсь, вы верите, что сейчас у меня под рукой нет папочки той передачи? Ведь ваш звонок был для меня неожиданным…
— Да, конечно, папочка вряд ли у вас сейчас может быть.
— Ну так вот, тогда вы сказали следующее: 'Не тот ковбой, кто лихо скачет в седле и ловко бросает лассо, а тот, кто, доя корову, не прольет на землю ни капли молока'.
— Всё! Сдаюсь!! Юрочка, извини!!! Я понимаю, что у тебя не было эфирного времени, чтобы ссылаться на первую передачу о Диснейленде, объяснять, что я тогда был на ней, что сказал то или это… Поскольку ты доказал, что не вытащил фразу из папки, а сохранил в памяти, я тебя простил…
Наши отношения по-прежнему остались хорошими.
Не приходится говорить, что у нас на передаче побывали (и не один раз) Тур Хейердал, Карло Маури… Выступления моих друзей всегда проходили на ура и мне это было особенно приятно. Побывали у нас всемирно известный вулканолог Гарун Тазиев, отважный Жак Майоль, нырявший на глубину более ста метров без каких-либо специальных приспособлений, только с грузом. Участвовали в нашей передаче и Бернгард Гржимек, и Жак Ив Кусто, и другие знаменитые люди. Кусто был у нас на передаче три раза — каждый раз, когда приезжал в Москву. Только на третий раз наши отношения стали не столь формальными: он уже узнал меня поближе, приходил к нам домой. Мы с женой повели его в ресторан 'Прага'…
Об этом нашем посещении тогдашней 'Праги', которую я любил за милую, спокойную атмосферу, за элегантность и, конечно же, за относительную доступность (в отличие от теперешней, суперфешенебельной), стоит рассказать подробней. Меня знали здесь, поэтому встретили нас хорошо, тем более что я предупредил о том, кто мой гость.
Во время ужина мы обратили внимание на то, что за одним из столиков шумно гуляла какая-то компания молодых ребят. Они то и дело поглядывали в нашу сторону, о чем-то переговаривались, что-то обсуждали вполголоса. Наконец один из ребят поднялся и направился к нашему столу:
— Дядя Юра, вот я… хотел бы… с нашего стола… — Парень был настроен дружелюбно, но немного стеснялся. Я не проявил особого энтузиазма к его предложению. Тогда он стал меня уговаривать. — Ну, может, вашему гостю можно подарить…
— Между прочим, ты знаешь, кто это? Это знаменитый человек.
— Да ну! А кто же он?
— Сам Кусто!
Видимо, для него это имя значило не столько, сколько для меня. Он что-то слышал, но не больше. Собственно, он и не обязан был знать моего гостя, поскольку был совсем молодым, работал таксистом, пришел в ресторан с друзьями отметить какое-то событие, и тут — знакомое по телеэкрану лицо… А Кусто он никогда не видел.
Чтобы сделать гостю приятное, я немного слукавил:
— Жак, видишь, тебя узнали даже московские таксисты. Принесли в подарок бутылку шампанского…
Кусто был счастлив! Тут же попросил официанта открыть бутылку. Мы выпили. Настроение было прекрасное и располагало к откровениям. И тогда Кусто рассказал, как он впервые побывал у нас в стране, в Москве. Оказывается, это было еще в 1935 году. В то время он служил морским летчиком военно-воздушных сил Франции во Вьетнаме. Получив отпуск, Кусто решил через Китай поехать в Россию. Он пересек нашу страну от Дальнего Востока до Москвы по Транссибирской магистрали. Путешествие было для него очень приятное, поскольку ехал он в роскошном вагоне международного класса. Поезд шел десять суток, и Кусто смог увидеть очень многое даже из окна вагона.
За время путешествия он выучил несколько русских фраз, познакомился с каким-то русским врачом из соседнего купе. И вот когда они стали подъезжать к Москве, этот врач предложил молодому французскому летчику сделку — обменять его франки на русские рубли, причем по такому выгодному курсу, какой не смог бы предложить ни один банк. Так что выходит, фарцовщики были и в те довольно строгие времена.
Кусто согласился и в один момент оказался весьма платежеспособным. В Москве он остановился в гостинице 'Метрополь', где тогда обычно и селили иностранцев. Возможно, из-за наличия русских денег Кусто и поселили не как иностранца с валютой, а как обычного постояльца, выделив ему какой-то весьма средний номер. Не приставили к нему и гида-переводчика.
Вечером он вышел прогуляться по Москве, пошел по ее улицам, оказался на Бульварном кольце. И здесь, на бульварах, зайдя в какое-то кафе, он познакомился с двумя очаровательными девушками, которые говорили по-французски. Одна из них ему так понравилась, что он с удовольствием принял ее приглашение пойти к ней в гости.
В общем, он прогостил у нее пять дней. Как рассказывал нам Кусто, 'это была очень странная квартира, где жило много народа и где была одна ванная комната и один туалет на всех'. То есть француз попал в обычную коммунальную квартиру. Но несмотря на прелести нашего тогдашнего быта, он не спешил возвращаться в гостиницу.
А там уже стали искать пропавшего постояльца. Потом, когда Кусто все же соизволил появиться в 'Метрополе', все разъяснилось: ему сразу поменяли номер на более удобный, приставили гида, создали другие удобства вроде машины… О девушке-москвичке теперь пришлось забыть. А потом Кусто поехал в Киев, в Закавказье и через Турцию вернулся во Францию…
Когда мы выслушали его рассказ, я спросил своего гостя:
— Жак, тебе, наверное, интересно было бы увидеть ее сейчас?
— Что ты! Она же теперь наверняка такая старая!
Самому Кусто в это время было лет 75…
А компания за соседним столом продолжала гулять весело и шумно. Там появились уже какие-то девушки и — опять приятная случайность — одна из них говорила по-французски. Кусто пошел к их столу, и не успел я оглянуться, как вижу — наш гость уже сидит в обнимку с ней. Дело явно шло к поцелуям, а там, кто знает, еще до чего дойдет… Пришлось сказать:
— Жак, ты меня извини, но тут у нас это не принято… — Тогда еще не наступили сегодняшние свободные времена, нравы 'блюли', 'перестройка' и демократия еще только намечались.
— А что я могу сделать с собой? — Жизнелюбивый француз и в свои 75 был на высоте…
Эта дружба народов кончилась тем, что ребята принесли на наш стол бутылку 'Камю'. Я заставил Кусто взять коньяк с собой в качестве подарка от московских таксистов.
Продолжая вести на телевидении 'Клуб кинопутешествии', я работал в своем институте, тренировался в нашей группе врачей. Но вскоре участие в подготовке к полету для меня закончилось. Для того чтобы стать кандидатом в космонавты, нужно было пройти мандатную комиссию Министерства общего машиностроения, так называемую 'момовскую' комиссию. Человек, прошедший ее, уже получал официальный статус — назначался космонавтом-исследователем. И сразу получал определенные льготы —
