– Смерти? Да разве ты живешь? Разве так должен жить воин? Почему ты не умер от моей руки?
– Ты слишком уверен в себе, атабек! – в душе просыпается давняя гордость. – Скажи, плечо до сих пор ноет к непогоде?
Снова хохот:
– Ноет! Но ты не убил меня, а я – тебя. Теперь тебе некуда бежать. Жди! Белый Рыцарь придет…
Утром, в лучах яркого летнего солнца, поляна показалась уютной и спокойной. Молитвы брата Петра помогли вновь – Анжела исчезла. Она ушла на рассвете, когда нормандец, дежуривший у погасшего костра, ненадолго задремал.
Авентюра третья.
О чем вещал колокол в Артигате
I.
Епископский дворец оказался на поверку обыкновенным домом, правда большим и двухэтажным. В остальном он мало чем отличался от остальных домов славного городишки Памье – узкие окна, закрытые массивными ставнями, желтоватые известняковые блоки неровной кладки, красная плоская черепица на крыше и высокое крыльцо, над которым нависал фигурный металлический козырек. Наверное, в зимние месяцы, когда с близких Пиренеев сползают тучи, он должен защищать от дождя и снега, но и сейчас, в жару, оказался полезен. Минуты текли за минутами, а на стук (тяжелый черный молоток висел на бронзовой цепочке рядом с дверью) никто и не думал открывать.
– Я слыхать… слышать, что у них днем этот… – Пьер наморщил лоб, припоминая нужное слово. – Сиестум.
– Сиеста, – Ансельм еще раз окинул взглядом закрытые ставнями окна. – Это кастильское слово, брат Петр. Боюсь, монсеньора мы не увидим.
– Ну, это мы еще поглядеть… поглядим! – Пьер со вздохом поднял «посох». – Эй, люди добрые, отворите!
Я не успел вмешаться – от первого же удара дверь треснула. Внутри послышались возбужденные голоса, шаги, наконец, заскрипел засов.
– Чего надо? – голос был сердитым и одновременно испуганным.
– Сиеста кончилась, – резюмировал Ансельм.
– Мы, смиренные братья-бенедиктинцы, – начал я. – Нам нужно повидать монсеньора…
В ответ послышалась витиеватая фраза на басконском, в которой упоминалась сломанная дверь и многое другое, в доме епископа обычно непроизносимое. Тяжелая створка захлопнулась.
– Полегче! – успел крикнуть я, прежде чем «посох» Пьера врезался в дверь.
На этот раз открыли мгновенно. На пороге стояли двое – крепкий мордатый парень, вероятно, привратник, и невысокий полный человечек в темной ризе.
– Мы смиренные братья… – вновь начал я.
– Пройдите на задний двор, – человечек весь кипел от возмущения, но вид «посоха», похоже, заставлял его сдерживаться. – Вас покормят. Можете переночевать в сарае.
– Благодарим от всего сердца, – ответствовал я. – Особенно за сарай. Но нам надо поговорить с монсеньором Арно де Лозом.
– Убирайтесь! – человечек бросил взгляд на хмурого нормандца и добавил немного повежливее:
– Его Преосвященства нет дома. Он уехал в Фуа.
Мы с Ансельмом переглянулись. О чем-то подобном я догадывался – Арно де Лоз явно не расположен беседовать с нами.
– Я – Жеанар де Юр, викарий Его Преосвященства, – человечек покачал головой. – Только то, что вы пришли издалека, может извинить подобное поведение.
– Ага! – Пьер, после определенных усилий, наконец-то вспомнил, где он слыхал имя викария. «Посох» угрожающе качнулся. Жеанар де Юр побледнел.
– Я не намерен… – начал он, но мне уже надоела перепалка.
– Прочтите, брат Жеанар.
Свиток – страшный свиток, врученный мне Орсини. Доставать его не хотелось, но я понял – иначе разговора не получится.
Де Юр пробежал глазами первые строчки, побледнел, затем принялся судорожно ловить золотую печать, свисавшую на шнурке. Поймав, он быстро приложился к ней губами и протянул мне документ.
– М-монсеньор Гильом… Мы… Мы не ждали вас… Так скоро.
«Так скоро» было явно лишним. Видимо, благородный защитник вдов и сирот де Гарай не спешил сообщать о своих успехах, и нас уже успели похоронить.
– Я – брат Гильом, – уточнил я. – Куда прикажете пройти?
Покои монсеньора де Лоза оказались не чета скромной келье отца Сугерия. Бархат, бронза, серебряное распятие над золоченым аналоем… А ведь Сен-Дени – жемчужина в венце Церкви – богаче этой дикой епархии раз в десять, если не больше. Не ценим мы нашего аббата!
Брат Ансельм вошел вместе со мной, а Пьер остался за дверями, буркнув, что ему и там будет хорошо. Предосторожность в таком доме не лишняя.
Кресло, которое мне предложил де Юр, было высоким, полированного дерева, но очень неудобным –
