Я вновь поднял крест, и вдруг показалось, что по поляне пронесся вихрь. В следующий миг тварь исчезла. Не треснула ветка, не зашелестела трава. Там, где только что стояло мохнатое чудище было пусто.
Медленно, очень медленно я опустил руку. Не было сил даже прочитать «Отче наш». Почему-то хотелось смеяться, но я не мог даже улыбнуться. Я жив…
– Отец Гильом! – Ансельм был уже рядом, по-прежнему сжимая меч. – Отец Гильом…
– Анжела. – Я прокашлялся, пытаясь прочистить охрипшее горло. – Что с ней?
– Я здесь, – девушка подошла, потирая рукой плечо. Удар разорвал ризу, но крови я не заметил.
– Не увернулась, – жонглерка усмехнулась и покачала головой. – Отец бы мне надавал подзатыльников за такую работу! Я думала, это зверь. Когда-то мы огнем отпугивали медведей… А вы – очень храбрый человек, отец Гильом!
Последняя фраза прозвучала странно – девушка то ли удивлялась, то ли укоряла в чем-то.
– Жаль здесь нет вашего отца, дочь моя! – голос, наконец, стал обычным. – Поскольку подзатыльники, вами упомянутые, вы вполне заслужили. Эта тварь сломала меч одним щелчком!
– Мы все оказались маловерами! – внезапно заговорил Ансельм. – Даже вы, отец! Вы взяли меч, не поверив в силу креста. А я… я не верил в то, что демоны существуют. Не верил, что они могут прийти за грешником.
Он замолк, и мы медленно направились к костру. Трудно сказать, что имел в виду итальянец, но я вспомнил его смех и странные слова: «Он – за мной!» Ансельм не верил в демонов, но теперь, наконец, уверовал. Чем же согрешил черноглазый? Не за каждым грешником ад присылает демона.
…Брат Петр по-прежнему стоял на коленях, но уже не молился, а изумленно глядел на нас. И тут я сообразил, что на Анжеле нет капюшона, и даже слабого света костра достаточно, чтобы сообразить, кто таков «брат Октавий». Но нормандцу, похоже, было не до этого.
– Братья! – радостно возопил он, вставая. – Святой Бенедикт и Святая Дева Мария услышали нас!
Ансельм коротко рассмеялся.
– Вот кто истинно верующий, отец Гильом! Спасибо, брат Петр! Твои молитвы и крест отца Гильома…
– Испугаться я… – Пьер вздохнул, но затем улыбнулся. – Но вспомнил, что если семь раз прочитать «Радуйся», то любой демон, это, низринуться…
Анжела поверила в зверя, мои ребята – в демона. Но я уже знал, – то, что чуть не убило нас – не демон. Не зверь и не демон. И не человек…
– Аминь, – я прилег на траву, накинув на голову капюшон. – А теперь, брат Петр, прочитайте молитву – и спать. Вы, брат Ансельм, – дежурный, потом разбудите меня.
Я уже засыпал, когда ко мне неслышно подсел итальянец. Несколько мгновений он молчал, не решаясь заговорить.
– Вы что-то хотите спросить, брат Ансельм? – подбодрил я.
– Многое. Например, почему вы мне больше не говорите «ты»?
Странно, я этого не заметил. Оставалось отшутиться:
– Брат мой! Поелику вы теперь стали наставником, обучая славного брата Петра латыни, то и обращаюсь к вам соответственно… Что тебя мучает, брат мой?
– Отец Гильом… – Ансельм вздохнул, – если кто-то… Если я страшно согрешил. Мне… мне еще можно спастись? Мне обещали, что когда я уйду из мира, Христос меня простит. Мне отпустил грехи Его Святейшество…
– Вы думаете, брат мой, что этот демон приходил за вами?
– Да. Я – опасный спутник, отец Гильом. Но я думал… Папа обещал мне…
Я не знал, что ответить. Объяснить парню, что к нам наведался не посланец ада, а нечто вполне земное, хотя и опасное? Но тварь испугалась креста… Не поможет – демон брата Ансельма находится в его душе. Что мог совершить этот мальчик?
Не дождавшись ответа, Ансельм тихо отошел в сторону и присел у огня. Почти сразу же послышался шорох – рядом со мною оказался Пьер.
– Отец Гильом… – достойный нормандец явно пребывал в нерешительности. – Отец Гильом, мне чудится начало…
– Перекреститесь, – посоветовал я. – И полдюжины «Верую».
– Читал, – послышался тяжелый вздох. – Все равно чудится. Будто брат Октавий превратился в некую юницу…
– Да быть не может! – пробормотал я, вновь накидывая капюшон. – Еще дюжину «Радуйся» – только без ошибок. И три раза «Отче наш».
Ночью мне вновь приснился серый песок, пустой брошенный лагерь и темные всадники, уходящие к близкому горизонту. Я бегу за ними, но знаю – не догнать. Я выбиваюсь из сил, падаю, в ноздри забиваются холодные влажные песчинки. Издалека доносится хохот, и знакомый голос атабека Имадеддина звучит снисходительно, с легким презрением:
– Куда бежишь, старик? Ты упустил время, Андре де Ту! Молись своему Исе и жди!
– Смерти? – я оглядываюсь, но вокруг пусто. Голос звучит словно ниоткуда, хотя каждое слово слышится ясно и четко.
